Земля вращается со скрипом (сборник)

Андрей Васильевич продал автомобиль. Платил за аренду склада, на котором хранилась партия его «Мертвых душ», пил и писал наивные трогательные новеллы. Его с треском про­валившееся предприятие стало мишенью для насмешек лю­дей, чьи имена он собирался прославить и на чьем таланте когда-то мечтал заработать.

23.

Прометея звали Амиран Ханаев. Физически он был не­сколько мелковат, как для человека кавказской националь­ности. Низкий рост, впалая грудь, узкие сутулые плечи... Все это компенсировалось безмерным гонором, суровым взгля­дом и выразительной жестикуляцией.

Говорил он с акцентом, а писал с ошибками. Несмотря на это, Ханаев был поэтом. И не просто поэтом. Поэтом-басно­писцем. Что ныне большая редкость. Специализировался он исключительно на матерных баснях. Он ими заполнил Ин­тернет и был там широко известен и даже популярен. Я лег­ко нашел эти басни в Сети. Их сотни. Ханаев очень плодовит. Я запомнил несколько названий: «Медведь-гомосексуалист», «Мартышка и очко», «Волк и триппер»... Помню начало:

«Однажды волк явился к Айболиту и выложил на стол свою беду...»

Но его визитной карточкой считалась совершенно нецен­зурная басня - «Слон и писька».

У него вышло уже два сборника. Но и при таком творчес­ком успехе его материальное положение оставляло желать лучшего. Три года он ночевал у всяких знакомых, а иногда и малознакомых людей. Случалось спать и на вокзале. Но по­следние три месяца он жил у Вдовы. Ей бьшо около тридцати, но она уже была дважды вдова. Первый муж - старик - умер под ней, во время исполнения супружеского долга, второй -диктор телевидения - умер от рака.

Все называют ее Вдова. Амиран зовет проще - Женщина. А ее истинное имя было Светлана Широкова. Она сочиняла детективы. Причем довольно жесткие.

- В современной литературе, - утверждала она, - должно быть все: интрига, ручьи крови, куски мяса, брызги пота...

Амирана она боготворила.

- Амиранчик, - как-то услышал от нее, - настоящий муж­чина. И за ним нужен глаз да глаз... Не успеешь отвернуться, и он сделает кому-то ребенка. Я-то не против повышения рождаемости в нашей стране, но почему же за мой счет?

А вот Амиран, напротив, долго жаловался мне на Свет­лану:

Сколько мне приходится терпеть! Ни в какие ворота не влезет. Я переехал к ней как к музе, а она даже готовить не умеет! Это нормально, да? А в сексе она ненасытна! В день два раза - минимум! Никаких моих сил не хватает. Одно сча­стье - месячные. Я их жду как праздника.

Мне казалось, ты в этом деле неутомим.

Мне тоже так казалось. Но эта женщина, да?.. Растопта­ла мое самомнение... Разрушила веру в себя.

Ну так уходи от нее.

Не могу. Жалко ее. Так что... Даже под страхом повто­рить судьбу двух ее мужей, я останусь с ней.

- Может, все проще?

-Что ты... хочешь этим... сказать?

Может, просто идти некуда?

Он в ответ осуждающе зацокал:

Э, зачем так говоришь?

Извини.

Нет, ты прав... Но не это главное. Мамой клянусь.

24.

Раз в месяц «Жокеи Пегаса» устраивают в Доме офицеров публичные выступления. Обычно приглашают какую-то знаменитость. И хотя знаменитость выступает лишь во вто­ром отделении, вся выручка от выступлений уходит ему.

Я был вчера на таком выступлении. Из знаменитостей приехал сам Веммер. Он, правда, спешил, он в Киеве проез­дом. Поэтому выступал вначале он. Рассказал пару баек из жизни, ответил на десяток записок из зала и был таков. Ну и бог с ним!

Я, к слову сказать, Веммера не люблю. Как писателя. (Что он за человек, я не знаю.) Вся его писанина деланная. Слов­но добротно деланная мебель. Он мастер. Все подогнано, все измерено, отшлифовано, лаком покрытое. И это не ширпо­треб, а индпошив! Вот тут под старину, вот тут с виньетками -век восемнадцатый, а вот просто стул, грубый, но надежный. Садитесь...

Да, мастер! Молодец! Только не трогает. Не цепляет! Сам сиди! И сам получай удовольствие! Что, кстати, уже третью книгу он и делает. Стоит почитать «Мое дело», «Ножик Сере­жи Довлатова», «Перпендикуляр»... О чем эти книги? О том, какой я умный и стойкий мастер короткой прозы, как мне все нелегко давалось, но я, мол, всего добился сам упорным тру­дом, а все остальные... Подумаешь... Ну, Пушкин... Да что особенно сделал? Стал, дескать, писать понятным языком, и только. Лермонтов - плагиатор. И пошло-поехало! Этот сволочь, тот альфонс, аХэм, тот вообще сделал себя, о войне, мол, писал почти не воюя, об охоте - охотясь с проводниками, о рыбалке - ничего путного не поймав, а о любви - никого толком не любя.

А эта псевдофилософская книга Веммера «Все о жизни!». Под лозунгом: «Да че тут собственно и рассуждать, господа!» Что такое любовь? Пожалуйста! Смысл жизни? Будьте лю­безны! Бог?Та ради бога! Что там еще вас мучает? Семья? Го­сударство? Творчество? Ревность? Зависть? Ненависть? По­лучите! Легко, доступно, популярно! До меня, мол, что-то об этом писали, но так мудрили, так усложняли... Сейчас я вам Шопенгауэра в двух словах буквально... Ща объясню, о чем там Кант всю жизнь писал... Ницше - тут вообще все ясно...