Земля за океаном

– Хотите попробовать?.. – Том кликнул сына. – Чак, возьми удочки и проводи-ка гостей на пруд… Желаю удачи!

На зорьке, возможно, нам удалось бы перехитрить огромных пятнистых рыбин, ловлей которых отец и сын Диксоны коротали время в этой глуши. Но был как раз полдень. В прозрачной воде равнодушные рыбы ходили мимо наживки. По песчаному дну под ними двигались тени. Мы только цокали языками, наблюдая из зарослей эту картину…

Но в штате Огайо нам наконец повезло. Мы свернули с дороги у вывески «2 доллара в час – рыбная ловля». Оказалось, подобным способом пытался поправить дело старичок фермер.

– Ну и как, можно кормиться у пруда? – спросили мы, отдавая хозяину деньги в обмен на две удочки и пакетик с распаренной пшеницей.

– Да как вам сказать, в субботу и воскресенье желающих много, специально из города приезжают…

Три небольших сазанчика мы вынули из воды в полчаса – и решили, что этого хватит. Удочки старику мы вернули вместе с рыбой. Он был озадачен, но, выслушав объяснение, улыбнулся.

– Ну что же, счастливой дороги. Будем считать: этим трем повезло. – И вытряхнул резвых сазанчиков в пруд.

На больших реках, исключая Огайо, рыболовов мы не встречали. Но в полноводной и живописной Огайо рыба, как видно, водится. За городом Цинциннати мы заглянули в прибрежную лавку. В ней, как нам показалось было все, чтобы отнять у рыбы даже маленький шанс остаться в воде. Крючки тут были и с комариную ногу, и такие, что можно было бы вытянуть из воды трактор. Леска – от «паутинки» (японская) до жилки, какую и кит вряд ли сумел бы порвать. Тут продавались разной породы живые черви и черви пластмассовые. Можно было купить живых насекомых (в штате Джорджия есть специальная фабрика, разводящая их для рыбалки), но особенно много было разного рода уловок – искусственных бабочек, резиновых лягушек, стальных и пластмассовых рыбок. Тут продавался специально непропеченный хлеб с волокнами ваты, бычья кровь для приманки сомов, брикеты каши и много всего другого, порождающего надежды. И тут же лежала смешная линейка для измерения рыбы. На одной стороне – дюймы в соответствии с истинной мерой, на другой – фальшивые дюймы и надпись: «Говорите знакомым, что рыба была такой». Но главное – в лавке стояла милая сердцу всякого рыбака атмосфера «обмена опытом», запальчивых разговоров, принцип которых на всей Земле одинаков: «не любо – не слушай, а врать – не мешай».

Охоту ружейную нам наблюдать не пришлось – была весна. Но по жестянкам, изрешеченным пулями, по журнальным карикатурам, по жалобам фермеров можно без ошибки предположить: охотник типа «выпить и закусить» – фигура интернациональная. Что касается дроби и пороха, то именно эта разновидность стрелков тратит их больше всего. В природоведческой лаборатории под Вашингтоном доктор Рей Эриксон познакомил нас с любопытным исследованием Фрэнка Белроуза. Ученый установил: примерно шесть-семь процентов озерной дичи (утки, гуси и лебеди) гибнет не от дроби, настигшей их в момент выстрела, нет, птицы гибнут от свинцового отравления, глотая дробь на дне водоемов. «Тонны металла топят в озерах бесшабашные любители пострелять», – сказал Эриксон. А вот иллюстрация к этим словам. Пишет Джон Стейнбек:

«Когда я мальчишкой жил на ранчо под Салинасом в Калифорнии, у нас был повар-китаец Ли, который хоть и скромно, но все же подрабатывал каждый охотничий сезон. На пригорке, недалеко от нашего дома, лежала поваленная сикомора, опиравшаяся на две сломанные ветки. Ли заинтересовался этой колодой, когда обнаружил на ее желтоватой пятнистой коре дырки от пуль. Он прибил к ней с одной стороны оленьи рога и удалился в свой домишко до конца охоты. Бывали сезоны, когда ему удавалось пожинать фунтов по пятьдесят-шестьдесят».

Так Стейнбек ведет рассказ об охотниках. Как полагается в этом случае, он склонен преувеличить и подшутить. А вот другая манера письма, иное чувство, иные оттенки мысли, тревожный, обобщающий взгляд на природу. Пишет Уильям Фолкнер, тоже американец, тоже большой писатель, так же, как Стейнбек, получивший Нобелевскую премию и так же, как Стейнбек, страстный охотник.

«В старину мы приезжали на повозках – ружья, постели, собаки, провизия, виски… Тогда там еще водились медведи. Человек стрелял не только самцов, но и самку, и детеныша-оленя… Нынче мы ездим на автомобилях, ездим все быстрее и быстрее с каждым годом, потому что дороги становятся лучше, расстояния больше, а Большой лес, где еще бродит зверь, с каждым годом сжимается, как моя жизнь…» (рассказ «Большой лес»).

Ну вот и все о том, что принято называть «охота пуще неволи».

Мустанги

«Доберетесь в Ловелл – попытайтесь увидеть мустангов. Там, в окрестностях, они есть. Возьмите проводников. Конечно, вам может не повезти. Я, признаться, сам их не видел. Но попытайтесь…» Это был совет друга, и мы завернули в Ловелл.