Земля забытого бога

– Чё? – не понял незнакомого слова Митька, но не растерялся. – Да, щас бы продал – деньги были. Ну вот, тогда-то мы в дом залезли, а там дед. Нас поймал, пока мы по чердаку шкерились, но не орал, не бил, не гонял. Детки, говорил, купите мне хлеба в деревне. Ну мы говорим – купим, а деньги? А он мешок вытащил, оттуда горстями монеты серебряные высыпал нам в подол – вот, мол, купите на них. Когда принесёте – еще отсыплю. Мы монетки взяли, побежали в магазин, а там тетка Люся, продавщица, глянула, говорит – не купить на деньги такие, старые они. Мы глянули – точняк, полтинники серебряные годов двадцатых. Ну, мы у Люськи две буханки выпросили, да в обрат. Деду принесли, полтинники отдаем, а он не берет – еще сыплет. Те полтинники мы в «чику» проиграли угланам с Камского.

– Жаль, – опять тихо заметил Алексей.

– Да чего тока не утерял я за жисть свою, чего теперича жалеть, – парировал Митька. – Так вот, дед в тот раз рассказал нам, что в стародавние времена жила в деревне нашей одна баба, Аграфена ли, Агриппина, а у нее был сожитель, юродивый какой-то, все книжки читал. Дак та баба того сожителя топором зарубила за то, что сама веры была другой, а тот кержаком был и троеперстие не терпел, но тщедушен и мал росточком, а баба-то была крепкая, как жена у Вовки-профессора. Та-то еще та стерва, по яйцам ему ногой – он и в больничку угодил, Вовка-то. Уж прости, милая, за подробность, – обратился Митька к Веронике, которая заинтересованно слушала плавную деревенскую речь, изобилующую незнакомыми, но смачными словами.

– Так что ты показать-рассказать-то хотел? – нетерпеливо спросил Алексей, которого, в основном, из-за Вероники, несколько коробил ненужными подробностями рассказ Митьки.

– Ну вот, дед тот говорил, мол, у бабы той от юродивого золото осталось, слиток немалый. А когда баба померла, перед кончиной слиток тот в сарае закопала, который от бати-рыбака остался.

– Понятно, золото, – улыбнулся Алексей фантастическому рассказу о сокровищах, абсолютно уже Митьке не веря, помня о невероятном, абсолютно не соответствующем действительности повествовании того о Бутырах.

– Ага, так вот, сарай тот вот туточки стоял, зуб даю. Вот от него камни осталися, – указал Митька на сереющий вдалеке плитняк, почти правильно разложенный по глине, оголившейся после отступления воды. – Вот тут и ищи, может, повезет.

Митька встал, бросил давно потухший окурок в волны, набегающие от ветра на берег, махнул рукой и ушел в направлении магазина.

– Может быть, перекусим? – осторожно спросила Вероника.

Алексей кивнул, Вероника принесла термос и бутерброды. Они вместе задумчиво жевали их, запивая по очереди сладким чаем, но каждый думал о своем. Вероника размышляла о жизни, о ее простоте и сложности одновременно, об Алексее, который казался ей таким простым и понятным, о Садомском, который был блестящ, богат и умён, но не обладал душевной привлекательностью, о надвигающейся зиме, которая заставит надевать теплые вещи, которых у Вероники было немного – поизносилась, о красоте природы даже в ее сумрачном состоянии, о новой работе, которую хотелось бы найти, о любви, загадку которой она пока так и не разгадала. Алексей же думал о том, какой замечательный день выдался, потому что она была рядом, кормила его бутербродами и чаем, потому что она просто была и ничего не говорила, и ему было бы очень комфортно находиться вместе с ней в любом месте планеты, которая не сильно отличается своими континентами, странами и регионами, если человек находится, как он, в душевном равновесии. Выпив горячего чаю, Алексей подумал, что пора бы и домой, но домой не хотелось, хотелось продлить день бесконечно, чтобы она сидела на мостках и смотрела на него, чтобы не было момента расставания и тягостного молчания, когда он не знал, что сказать. Поэтому он виновато улыбнулся, включил металлоискатель со словами:

– Ты пей чай, я пройдусь еще немного, – и пошел в сторону серого плитняка, указанного Митькой.