Лиза спустилась в столовую. На столе уже была разложена скатерть-самобранка. Вечернее меню предлагало кашу пшённую с мясом, овощные салаты двух видов, сырники со сметаной, напиток ягодный. Самобранки имели один существенный недостаток: меню у каждой скатерти было предустановлено. И если бы семья хотела молочную рисовую кашу, то пришлось бы расстилать другую скатерть. Были самобранки для обедов с горячими щами, борщом на сале или ухой, сытным вторым блюдом, множеством закусок и киселём. Были самобранки праздничные, с изобилием сложных блюд. Были длинные свадебные скатерти, которые хранили в рулонах и одалживали родне. Были десертные скатерти, которые расстилали для посиделок с подружками. Такие скатерти украшались яркими цветами и узорной вышивкой. Любаня выписала самобранку с заморской едой, чтобы порадовать семейство экзотикой. Разбегающуюся со стола пищу ловили всей семьёй и больше ту скатерть не расстилали. Иногда, где-то под полом, ещё шуршало какое-то сбежавшее блюдо, но разбирать полы Фёдор не хотел. Ну невечное же оно. Пошуршит и перестанет. Ещё можно купить салфетку для перекуса или одинокого завтрака. Вам предоставлялась чашка кофе (какао или чая), маленькая булочка или бутерброд.
Лиза вошла в столовую и остановилась. Она чувствовала себя сказочной красавицей и готова была величественно принимать восторги. Рассевшееся за столом семейство уставилось на неё. Васька зажал рот руками, чтобы не рассмеяться и не вызвать огонь отцовского негодования на себя. Фёдор медленно закипал.
– Это что на тебе? – громыхнул он, сжимая в руке ложку.
– А что такого? – перешла в оборону Лиза.
– Немедленно сними! И чтобы я тебя в таком виде больше не видел! – Фёдор стукнул ложкой по столу.
– Почему?
– Потому что это – пижама, – спокойно вступила в разговор Любаня, намазывая толстый слой сметаны на сырник. – А в пижаме не принято являться к столу.
– Как пижама? – растерялась Лиза. – Там не было написано, что это пижама. Вот, – она подвернула край рубахи и прочитала на бирке под забавными символами, служившими далёкому народу буквами: – «Костюм женьський из ледяного шёлка можно носить снаружи брюки с длинными рукавами».
– Лиза, это пижама. Иди переоденься, – спокойным тоном сказала мать.
Любаня не понимала, почему злится Фёдор. Молодым разве не был? Сам же подглядывал, как Любаня в девичестве с другими кикиморами совершенно голая танцевала при луне на летнее солнцестояние. И никак этот факт его чувства не задел. То есть, конечно, задел, но совсем другие. В Лизке кровь молодая бурлит, ей хочется восторгов и обожания. Хочется быть самой красивой. Чего в этом плохого?
Лиза развернулась и выбежала из столовой. Её душили слёзы. Ну вот от мамы она никак такого не ожидала! Любаня была первой модницей на деревне. Это она первая обрезала волосы на городской манер. Она единственная из деревенских женщин имела свой бизнес. Её платья были на ладонь короче общепринятой длины и никаких рюшечек и красных крестиков на них не было. Деревенские бабы шептались и качали головами, глядя на Любаню. Лиза надеялась, что мать встанет на её защиту и они вместе закажут такой же костюм и для неё. А это, оказывается, пижама?
Она сняла обновку, бросила её на кровать и стала надевать домашнее платье. Зеркало на стене автоматически начало переливаться, готовое отвечать на вопросы. «И не вздумай даже! Молчи!» – зло зашипела Лиза. Зеркало снова превратилось в безжизненную матовую поверхность.
Приведя себя в порядок, девушка вернулась в столовую.
– А я говорю, мне это надоело! Девка впору вошла, пора замуж отдавать! У неё в голове бардак хуже, чем в её комнате! – бушевал отец. – Завтра же пойду к соседу договариваться. Их Егор вполне жениться созрел…
– Ох, папочка! – испугалась Лиза. – Он же рябой!
– Зато ты у нас удалась! – кричал Фёдор, стуча по столу ложкой.
Фёдор редко выходил из себя. Иногда стращал семейство для порядка, но гневливым не был. Сейчас же гнев его вышел из берегов и готов был крушить всё на своём пути. Так, двумя вёснами назад, вышла из берегов река Синяя, до тех пор тихая, как лесное болото. Ох и наделала она бед тогда, заливая терема и подворья крутящейся в водоворотах водой. А всё Любаня виновата! Это она баловала Лизку с самого детства. Всё дочери позволяла и ни за что не ругала. Девчонка ни дом убрать ни борщ сварить не умеет. Кому такая жена нужна?
– Нет, не отдам за деревенского, – спокойно сказала Любаня. Она взяла следующий сырник и принялась мазать его сметаной. – В городе ей жениха найдём. Из дружины. Или из бояр. Девка видная и приданое хорошее. Что она в этой деревне видит? Кур ваших да коней?
– Мамочка, я не хочу замуж, – испугалась Лиза.
– А тебя никто не спрашивал, – хором отозвались родители.
Плохо дело, раз они вот так хором… Согласие среди них было делом редким и во всех важных вопросах точку ставила Любаня. Но раз они пришли к согласию, да так быстро – пиши пропало. Лиза заплакала. Притихший Васька отчаянно жалел сестру, но влезть в разговор боялся. Да что толку влезать?