Земля зеленая

Портной резко отодвинул чайник, точно ему подставили его против желания. Такого приема еще нигде не было! Следовало бы положить машину на дровни и уехать, пока еще шить не начал. Так однажды он удрал из Сниедзов, потому что там давали чай с сахаром только раз в сутки. Сниедзе его потом чуть в тюрьму не посадили за надувательство. А немец из Крастов этой осенью выгнал его палкой из дома, когда он слегка подшутил над Рийниециене, — дескать, она сама съест в лавке все конфеты и изведет белую муку на блины. Так что задаваться, пожалуй, не следует, по всему видно, что в Бривинях шуток не любят. Сам важничает, надулся, как пузырь, а эти нищие с него пример берут. Ну, погодите, дайте только закончить работу! Еще не попал ты в волостные старшины!.. Не только родия в Ансонах — и сам портной знает цену своему языку.

На вечер глядя за работу приниматься не стоило: день короткий, и при настенной лампе плохо видно. Правда, в Яункалачах работал и при лампе, но там она висела под потолком, прямо над машиной, пол-литра керосина в нее наливали. А здесь пока что он грел утюг и сам грелся. Опорки скинул, онучи развесил у печи на веревку, ноги протянул к огню. В сумерки мимо окна прошел Ешка с берданкой на плече — подстеречь зайцев, когда они прибегут в молодняк грызть побеги. Портной не вытерпел и проворчал:

— Этакий барчук! Дали бы мне такого в подмастерья, я бы его обучил ремеслу.

К счастью, Ванаг и Лизбете были в своей комнате и не расслышали. Но по неприятному, клохчущему смеху поняли, что портной не особенно лестно отозвался о Ешке.

— Если этот шут и завтра не начнет шить, — сказал Бривинь жене, — велю Галыню уложить машину на дровни и отвезти обратно в Ансоны.

— Начнет, начнет! — успокаивала Лизбете себя и мужа. — Где теперь на скорую руку достать другого? После рождества Маленький Андр должен идти в училище, Мартыню тоже нечего носить по воскресеньям.

В этот вечер чтение кончилось раньше обычного и доставило только неприятность. Хозяева из своей комнаты совсем не выходили. Девушки уселись за прялками, Андр с книгой — у портняжного стола, над которым теперь горела настенная лампа. Портной растянулся на Либиной кровати. Либа — со своим новым одеялом и обеими подушками — временно перебралась на постель к Анне. Кроме красивых девушек, женихов и невест, Ансон особенно высмеивал книжников, чтецов разных, которые появились теперь почти в каждом доме, — этими остротами его родня восхищалась больше всего. Андр не успел еще дочитать первое предложение, как портной уже стал цепляться. Ага! Этого он еще не знал, что в Бривинях собственный поп. Что это за новая Библия, которую он читает? Почему он так вытягивает губы, как будто собирается свистнуть? Может, и впрямь лучше посвистеть, чем разбирать склады. И зачем они стучат прялками, — ведь проповедь нужно слушать, сложив руки на коленях. Потом он начал потешаться над книжкой, над сочинителем. Такие враки пусть ему не читают, это написано только для кошек и старых дев.

Слышно было, как за дверями хозяин несколько раз принимался ворчать, а Лизбете его успокаивала. Андр долго выносил издевки, — весь раскраснелся и вспотел, но все же не сдавался. Когда же портной поднялся и, как бы пробуя машину, стал стучать подножкой, мальчик не выдержал, захлопнул книгу и с полными слез глазами выбежал на половину испольщика. Три пары гневных глаз, как осы, ужалили старого хорька, но произнести хоть одно слово девушки считали ниже своего достоинства.

В действительности же портной Ансон не был особенно злым или глупым человеком. Но здесь он с первого взгляда почувствовал себя чужаком, которого все терпеть не могут. Это его задело и вывело из себя, он и наговорил много глупостей, отчего и сам злился. Еще немного повозившись, принялся зевать.

— Прошлой ночью почти не спал, — живот разболелся, три раза пришлось бегать; проклятый Рауда, должно быть, подсунул прокисшее пиво…

Этого Либа уже не могла стерпеть, оттолкнула прялку и крикнула:

— Не придержишь ли ты наконец свой язык? Каких только гадостей не приходится слушать молодым девушкам!

Портной осекся, с ворчаньем откинул на кровати старое, потертое одеяло и готовился спустить штаны. Либа побежала к столу, сорвала со стены лампу и унесла в хозяйскую комнату. Они ведь не могли допустить, чтобы этот грязный портняжка снимал свое тряпье при свете, на глазах у всех, да и самим невозможно было раздеваться при лампе, когда в комнате чужой мужчина. Маленький Андр вел себя прилично; каждый вечер, ложась спать на лежанке, поворачивался лицом к печке, пока погасят свет; потом все они еще довольно долго рассуждали о прочитанном. Теперь этому прекрасному обычаю пришел конец, противный мастеришка расстроил весь уклад жизни. Только в этот вечер они по-настоящему поняли, как хорош и приятен был этот установившийся порядок, к которому даже Браман приноровился и почти не мешал.