Земля зеленая

— А его Микель работает?

— Когда дома, то работает, но дома он мало бывает. На прошлой педеле два дня в Клидзине пропьянствовал.

— Черт знает, где он деньги берет! Старик на пьянство не даст.

Калвиц махнул рукой:

— Хозяйский сын, кто за ним уследит. Разве он не знает, где отец кошелек прячет? Поедет на мельницу, встретит клидзиньского извозчика — ну и полпуры овса на сторону. Или селедочник Рупка, а то и Давид-телятник завернут на дом. Клеть-то не вечно заперта.

Бривинь с грустью покачал головой.

— Пьянчужка и мразь. Если бы не отец, то ему усадьбы Лазды как своих ушей не видать. Ну, а что твой Силагайл? Не собирается в имение?

— Собираться-то собирается, да что получится — неизвестно. Разве его Иоргис лучше Микеля Лазды? Два сапога пара. По субботам ночи у девок проводят, по воскресеньям дома нет. Все с трубой носится, то на сыгрывки, то на вечеринки.

Просвистал паровоз на станции, и поезд попятился через мост. Калвиц поспешил к своему возу. У пугливой лошади дрожали ноги, дрожали, по-видимому, и у ее хозяина. Когда паровоз, двигаясь мимо, как бы нарочно пустил шипящую струю пара, лошадь присела и, встав на дыбы, подбросила вверх возницу. Но впереди стоял воз Калвица, а сзади другой, они не давали возможности подвинуться, — бежать было некуда. Парень снял шляпу и вытер пот.

— Переводят на другой путь, — с видом знатока пояснил шорник. — Пассажирский цуг [16] сверху пропустят раньше.

Железную дорогу строили немцы, и сейчас, когда здесь хозяйничали русские, сохранились еще некоторые немецкие названия. Выражения «сверху» и «снизу» относились к течению Даугавы.

Кугениек стал поднимать шлагбаум, и блестящая цепь медленно заскользила по его ладони. Небольшой, плечистый, с черной кудлатой бородкой и смуглым лицом, с носом, словно огурец, только красновато-синего цвета, и белесыми глазами, он казался страшно сердитым, точно эти четыре ездока его разбудили, с кровати подняли да еще ноги переехали.

— Проезжай скорее! — прохрипел он. — Сейчас поезд пойдет обратно.

Через дощатый помост переезда езда рысью была запрещена. Когда пугливая лошадь молодого парня понеслась вскачь, синева от носа Кугениека разлилась по всему лицу, он закричал что-то, потрясая чехлом флажка, но в этом страшном грохоте ничего нельзя было разобрать, а ездокам вообще до него больше не было дела. На самом солнцепеке, на скамейке у сторожевой будки сидела бледная, иссохшая жена Кугениека и страдальческими глазами равнодушно смотрела на проезжавших.

Напротив здания станции, между кленами, виднелись стропила нового сарая. Недалеко от дороги дивайский помещик Зиверс строил огромный амбар, внушительная каменная стена с обложенными красным кирпичом проемами для двух дверей была почти готова. Человек двадцать возилось на лесах и внизу около строительного материала. Ближе к реке, у подошвы крутого пригорка, около самого большака, Миезис выстроил домик из кольев, прибрежной глины и плетеного хвороста, немногим больше, чем у Грина. В окне были выставлены коса и брусок мыла, карандаш и ручка торчали в стакане, а рядом виднелось точило и стеклянная банка с «царскими» конфетами. Сам лавочник в брюках из покупной материи, засунув большие пальцы в проймы жилета, стоял в открытых дверях. Тучный, без загара, бледно-розовый, как сосунок, с густыми, огибавшими верхнюю губу усами, он приветливо поклонился. Ванаг в ответ чуть-чуть шевельнул бородой и рысью проехал мимо. А Прейман как бы загляделся в сторону помещичьего амбара — не хотел показать свои близкие отношения с Миезисом. На откосе Кручевой горы блестело свежевыкрашенное желтое здание новой аптеки. На зеленой доске у входа, нагоняя страх, сверкал большой золотой орел с надписью «Аптека» на русском и латышском языках. Внутри за стеклянной дверью, заложив руки в карманы, стоял аптекарь Фейерверк и смотрел на дорогу, — оба ездока дернули за козырьки.

За Кручевой горой, миновав Диваю, дорога сворачивала влево, в усадьбу Лиелары. Через вайнельский ров перекинут мостик — как обычно, покосившийся, с огромной выбоиной посредине от быстрой езды почтовых возков. Даже смирная Машка заупрямилась и не хотела ступить на него, пока хозяин не ударил ее кнутом. Рассердившись, она разом перескочила через мостик, чтобы галопом взбежать на гору, но не смогла — круча была слишком отвесная.

Наверху целая пурвиета засажена молодыми яблоньками.

Тут же в кучу свалены обломки кирпичей, куски старых досок, колья и жерди. Из землянки вышли братья Лупаты, своим видом оправдывавшие собственную фамилию.[17]

Карл вытирал ладонью длинную редкую бороденку, — по всему видно, что он только что отобедал. Иоргис повернул в сторону проезжающих свое жирное улыбающееся лицо. Но Ванаг, даже не взглянув, проехал мимо. Терпеть не мог этих тряпичников.

— Всю дорогу облепили, как зараза, — ворчал он. — Скоро ночью на станцию побоишься ехать. Нашлись садоводы! Целую пурвиету хорошей земли изгадили. Сколько ржи можно снять с такого куска земли!