Земля зеленая

Таким образом, через частную трагедию одной семьи Андрей Упит попытался вскрыть сложный процесс «раскрестьянивания» крестьян, который в конечном счете и определял жизненные пути и судьбы героев.

Естественно, что идейно-тематическим центром повествования, как бы истоком всех истоков должна была стать фигура главы семьи, старого Робежниека, испольщика и арендатора, который должен был бы олицетворять собой незыблемость и непоколебимость патриархальных устоев.

Казалось бы, что может произойти в доме старого арендатора — он чтит бога и барона, самодурствует в семье, унижает жену и доводит до могилы дочь. И все это во имя осуществления своей мечты о собственном хуторе. Но этой заветной мечте старого Робежниека не суждено сбыться — его семья взрывается изнутри: старший сын, Мартынь, не только вышел из-под влияния отца, но и открыто конфликтует с ним. «Твоя мудрость, — говорит он, — нелепость, твоя правда — ложь, твоя честь — бесчестие, твой долг — подлость и преступление. В горе и несчастье превращается все, к чему ты прикасаешься».

В этой гневной тираде молодого Мартыня есть очень знаменательная мысль, определяющая по существу весь идейный смысл романа — старые устои и связанные с ними мораль и уклад исторически обречены, ибо способны лишь разрушать, а не созидать новое. И Мартынь, окончательно оторвавшись от «своего уголка» земли, уходит в город и, примкнув к рабочему коллективу, становится профессиональным революционером.

Таков один путь, подсказанный писателю объективной реальностью. Но есть и другой. В самой трагедийной ситуации распада патриархальной семьи заложена трагедия слабой личности, ибо соблазн «воли» чреват возможностью оказаться «в шелковой паутине» (таково название второго романа цикла, написанного в 1912 году). Любопытно, что в самом названии романа уже заложен мотив соблазна — это не просто паутина, а «шелковая», привлекательная внешне и смертельная для жертвы.

Именно в такой «красивой» западне оказывается младший сын Робежниека — Ян. Он, так же как и старший брат, уходит в город, но, выросший на руинах семьи, являет собой яркий пример жертвы деспотизма, а следовательно, он и потенциальный деспот (при благоприятно сложившихся условиях). Устроившись домашним учителем в богатом доме, Ян стремится быть во всем подобным своим хозяевам и, как естественное следствие, оказывается за порогом. Примкнув к революционному движению, он становится типичным попутчиком, для которого единственным выходом остается возвращение в лагерь своих бывших покровителей.

«… В „Шелковой паутине“ изображается идейный антагонизм рабочего и интеллигентского слоев молодого поколения, психологическое и социальное шатание последнего между буржуазией и рабочим классом», — писал позднее Андрей Упит.

Вторая часть «Робежниеков» была закономерным этапом в изображении того сложного исторического процесса, который предшествовал и был затем непосредственно связан с Первой русской буржуазной революцией. Три человеческие судьбы — вчерашний день истории — старый Робежниек, стоящий у «новых истоков» Мартынь и мечущийся эгоист Ян, запутавшийся «в шелковой паутине», — отображали «в общей картине социальные и идеологические сдвиги в молодом поколении латышского крестьянства на грани двух эпох — перед революцией девятьсот пятого года» (А. Упит).

Творческий подъем Упита, совпавший с периодом столыпинской реакции, это прежде всего годы титанического труда. Сейчас почти невозможно представить себе, что из-под пера писателя почти одновременно возникали многочисленные произведения самых различных жанров. Это и широкие эпические полотна типа романов о семье Робежниеков, и более локальный по своему замыслу роман о трагической судьбе дочери провинциального торговца Эльзе (роман «Женщина», 1910), и цикл новелл, в которых, по словам самого Андрея Упита, «необходим только социально воспринимаемый подтекст, пластично обрисованные характеры и убедительная психологическая правда» (два тома сборников под общим названием «Маленькие комедии»).

Именно в эти годы Андрей Упит на деле доказал, что истинным писателем, а значит и общественным деятелем, так или иначе влияющим на формирование сознания широких читательских масс, может быть только тот художник, который исповедует и свято придерживается принципа: «Ни дня без строчки».

В эти годы Андрей Упит становится признанным лидером передовой латышской литературы, развивающейся под знаком открыто тенденциозного утверждения идеалов революционно-освободительной борьбы. И «скриверский затворник» в «лиловых сумерках» ночи выходит на поле брани, чтобы обличить позорную вакханалию мародеров, глумящихся над телами павших. Это была подлинная борьба, формой которой была прежде всего публицистика.

Консолидация прогрессивных сил в легальной форме была возможна лишь путем создания широкого читательского актива вокруг журналов. Таковым является журнал «Изглитиба» («Просвещение»), в котором сотрудничал Ян Райнис, а после его закрытия общественно-литературный ежемесячник «Домас» («Мысль») и литературно-критический альманах «Варде» («Слово»).