Взятие златого идола представлялось Еремееву делом, конечно, опасным и трудным, но не особо. Да, драконы злобные и всякие прочие ящерицы – так пули-то, слава Господу, от них не отскакивают, а пороху хватит… должно хватить. Ну, если и закончится, так на обратном пути уже, где-нибудь у Камня. А там уж рядом – а от татар, буде набросятся, и стрелами да сабельками отбиться можно, а пуще того – делом воинским, правильным, казацкой удалью и отвагой.
Сладим с идолом! Привезем. Капища языческие порушим! Вот то поистине благое дело, тут отче Амвросий совершенно прав. Не токмо за-ради злата походец сей, но и слово Божие дикими язычникам несть! Покорим колдунов – можно и храм заложить, пустынь. А кто – как людоеды гнусные – слову Господню не внемлют, того и под корень. Извести!
…Найденная казаками протока оказалась довольно узкой – в некоторых местах струги едва протискивались, касаясь веслами берегов. Тут и там встречались завалы и длинные каменистые мели. Приходилось, засучив рукава, орудовать топорами, а потом тащить суда и припасы на себе. Слава богу, не взяли в поход по-настоящему больших пушек, самые тяжелые орудия весили около полста пудов – и с ними пришлось повозиться. Ну да не впервой, управились, правда, употели все, обессилели и долго восстанавливали силы на устроенной по приказу атамана дневке.
Вернувшаяся вскоре разведка доложила, что впереди столь же узенькая протока, потом – небольшой волок, а за ним – широкое озеро с большим каменистым мысом.
– Место хорошее, доброе, – докладывал Олисей Мокеев. – Земелька, похоже, худая – оттого редколесье: вербы, можжевельник, осины, особых зарослей нет. А вот по берегам да – заросли, как тут, еще и погуще.
– Зверюг по берегам не видали? – спросил атаман.
Мокеев пожал плечами:
– Да не видали, правда, возню какую-то слышали. Да там не такая уж и жара – озеро большое, верст в пять, ветер все время дует.
– Вот и добре, – покивал отец Амвросий. – Вот и добре, что ветер. Что делать будем, Иване?
Еремеев решительно взмахнул рукой:
– До озера надо дойти сегодня. А там, может, и дня два простоим – дозоры вышлем, узнать, где какие пути. Эх, пленников бы! Не людоедов, из колдунов хоть кого-нить.
– Людоедов-то мы не видали, – усмехнулся Олисей.
– Знамо, что не видали: они ни жары, ни драконов не жалуют.
Как решил атаман, так и сделали: прошли протокою, затем повернули в речку, оказавшуюся настолько каменистой и мелкой, что едва проволокли струги. А потом еще волок – умаялись казаки, словно черти, но работали, стиснув зубы, и особенно не ругались – всех златой идол манил! Почему-то чувствовалось: близко он уже, близко.
Когда суда наконец закачались на ласковых бирюзовых волнах, ватажники едва дышали. Обычное солнце уже начинало клониться к закату, а колдовское сжималось, тускнело, от росших на берегу деревьев протянулись двойные черные тени: длинные, с четкими очертаниями – к воде, и короткие, размытые – к волоку.
Вдалеке, верстах в трех, синел мыс.
Еремеев взял подзорную трубу, вгляделся:
– Да, местечко хорошее: каменюк много, реденький лесок. Ни один людоед не пройдет незамеченным, тем более – ни одна зубастая тварь. Эх, казачки, давайте-ка паруса! Ветер, слава богу, попутный.
Вздернулись на мачтах белые паруса, затрепетали на ветру стяги – бирюзовые, как здешние волны, с вышитым золотом божественным ликом и буквицами – «И.Х.». Под ветром суда шли хорошо, ходко, и казаки оказались у мыса очень быстро, даже и не заметили, как подошли.
– Паруса долой! – всматриваясь вперед, скомандовал атаман, глядя, как проворные парни уже встали на носах стругов с копьями и шестами – промеривали глубину, высматривали коварные камни.
Каменьев в воде хватало, имелись и мели, покуда нащупали удобный фарватер, подвели к низкому берегу суда, высадились – уже наступил вечер, начало быстро темнеть, так что едва успели развести костры, а шатры да палатки уже в сумерках разбивали.
Долго нынче не сидели, похлебали приготовленной девами ушицы да полегли спать, словно убитые. Одни дозорные, укрывшись за деревьями, до самого утра перекликались:
– Москва!
– Новгород!
– Усолье!
И еще один человек не спал – Маюни. Полежал немножко в шалашике, поворочался, потом вылез, уселся у догорающего костра и, уставившись в темноту вытянутыми к вискам зелеными глазами, надолго задумался. Злобные и коварные колдуны – сир-тя – не давали покоя парню! О, дед, шаман, рассказывал о них много… жаль, что Маюни тогда был еще совсем малыш, мало что понимал, хоть и внимательно слушал.