Земляки

— Спасибо вам, дядя, что вы моей Ане крестным отцом быть согласились. Мы все ждали, пока приедете, не крестили…

— А где же мать малышки? — интересуется приезжий.

Только после этого осмеливается подойти к знатному гостю Ядвига. До этого она держится в сторонке.

— А откуда она? Из чьих будет? — спрашивает «американец», внимательно разглядывая лицо молодой женщины.

— Да от соседов наших… — торопливо поясняет Казимеж, точно боясь, что кто-нибудь из присутствующих опередит его и скажет не то, что нужно.

Представив всех, Казимеж считает встречу оконченной и кивает сыновьям, чтобы взяли чемоданы. В это время к станции подъезжает злополучное такси. Казимеж, весело кивнув в его сторону, говорит несколько нараспев [2]:

— Вот черт! Американская машина, а сломалась! Встала посередь дороги, и ни туды, ни сюды. Через это мы и опоздали…

Приезжий окидывает взглядом горизонт: впереди, на полях, золотятся снопы, справа чернеет полоса леса, слева пестреют мозаикой яркие крыши местечка.

— Длинно здесь… далеко до вас, — поправляется гость, чувствуя, что сказал не то слово.

— В ту-то сторону небось дальше ехал! — живо откликается Казимеж.

— Why?.. Чего?..

— Так ведь из дому ж бег…

— Из дому… А где твоя дом?

— Сейчас увидишь… — Казимеж машет в сторону местечка.

Он не замечает горькой улыбки на лице брата. Разговор, который они ведут как бы между прочим, стоит им больших усилий.

«Американец» не желает садиться в такси, хотя туда уже уложили его чемоданы.

— Мы… идти… — чуть улыбается он. — Смотрейшен, на какие земли ты сменил наши Крушевники. — Приезжий говорит с трудом, явно подыскивая польские слова.

— Кружевники, — поправляет его младший брат. Хотя они и остались на востоке, но для нас-то они теперь здесь, где сейчас живем. Помнишь, как наш тятя, бывало, говорил: «Ежели тебе охота придет с места стронуться и будет та охота сильнее тебя — уступи ей. Иди, но большие города обходи сторонкой, а селись в тех, что поменьше, и селись с самого краю, чтоб прохожие у тебя про старосту спрашивали, а не у старосты про тебя…»

— Yes, тятя так говорили, но тятя остались там, в Крушевниках…

— В Кружевниках, — снова поправляет Казимеж своего седовласого брата и низко кланяется ему.

Из дома с надписью «Починка обуви» выходит мужчина в кожаном фартуке. Казимеж шепотом поясняет:

— Это войт* наш. Он тут, в Рудниках, первый войт был.

— Последний войт в… twenty seven году был… Таранчук.

— Да неужто ты еще помнишь! — изумляется Казимеж.

Старший брат молча пожимает плечами, давая понять, что вопрос неуместен: он помнит все.

Идущие к городку братья выглядят рядом, как плохо подобранная в упряжи пара лошадей: «американец», несмотря на свои семь десятков, кажется моложе Казимежа на добрых десять лет. Рядом с сухощавым, стройным, сдержанным в движениях Яном Казимеж кажется кругленьким и очень суетливым.

Оглянувшись, Ян с удивлением видит такси, которое медленно тащится метрах в пятнадцати от них. Казимеж, заметив его удивление, поясняет:

— Это я ему велел… Ну-ка у тебя ноги заболят?

— Lost money… Тратишь деньги.

— Да он же родня нам! — восклицает Казимеж так. будто этим все сказано.

«Американец» оборачивается, чтобы, лучше рассмотреть шофера.

— Чей он?

— Да соседов наших сын…

За такси торжественно шествуют остальные Павляки.

Завидев возле рынка кузню, «американец» вытаскивает из кармана очки в золотой оправе и всматривается в пылающее жаром и огнем помещение так, точно наткнулся на что-то почти забытое, но очень родное.

Вспугнув стаю галок, прозвонили колокола на башне костела.

— Когда я сюда приехал, колокола и те еще молчали! — с оттенком гордости говорит Казимеж.

— В нашем костеле, хоть он и деревянный был, а колокола лучше звонили, — вздыхает Ян.

— Только у тебя сапог не было до костела дойти, — бросает мимоходом Казимеж и, указывая на выступающие над морем зелени крыши домов поодаль местечка, говорит:

— Там наш дом.

— Наш?!!

Дом Казимежа. Ян ходит по комнате, баюкая маленькую Аню. Девочка не спит, Ян начинает развлекать ее.

— На кого же ты похожа? — повторяет он, нежно щекоча ей подбородок и забавно надувая губы. Поднеся девочку к свадебной, в застекленной рамке, фотографии Витольда и Ядвиги, он сравнивает ее личико с лицами родителей.

Входит Казимеж, за ним — Марыня.

— Может, они голодные? — смущенно спрашивает Марыня, обращаясь от робости не к гостю, а к мужу.

Гость в это время рассматривает вставленные в рамку цветные открытки, которые он присылал родным из Америки.

— Вот… здесь я жить и умирать, — говорит он, постучав пальцем по открытке с видом Детройта.

В соседней комнате накрыт стол. По случаю встречи необычного гостя он густо уставлен яствами. Среди них — сардины, американский консервированный фруктовый сок, банки с компотом, домашняя ветчина и колбасы Марыниного производства…

Окинув взглядом все это богатство, «американец» вдруг несмело просит:

— Я иметь аппетит… для мамалыги со шкваркой, — и впервые улыбается.

Марыня зато впадает в панику и с отчаянием смотрит на своих — что делать?