Не очень оживленный разговор сменила мертвая тишина. Они шли, снег поскрипывал под ногами и каждый думал о своем. В голове у Саньковского вертелось жуткое определение «Дни мертвых», которым, по слухам, древние греки обозначали конец каждого месяца. Это само по себе ничего доброго не сулило, а високосный год, благодаря которому сегодняшний день не был началом хотя бы календарной весны, еще более усугублял мрачное восприятие действительности. Более же атеистически настроенный Димка пытался связать воедино рыбалку и созвездия Зодиака. Он исходил из того, что в каждой небесной шутке есть доля чертовой правды, ведь влияют же на клев фазы Луны, погода и пятна на Солнце!
Когда они дошли до перекрестка при въезде в город, Самохин, пытаясь отвлечься от бесполезных мыслей, толкнул друга:
– Смотри!
Тот с готовностью задрал голову в небо, но ничего не увидел. Серые тучи надежно скрывали от него все знаки Зодиака.
– Ты чего? Метеорита ждешь? – поинтересовался грустно Димка и невесело добавил. – Должен тебе сказать, что метеоризм – это не профессиональное увлечение астрономов, а нечто совсем другое...
– А тебе какое дело?
– Да никакого. Просто смотрю и думаю – кто это не поленился и слепил снежную бабу прямо в центре перекрестка.
– Ах, так ты о ней?!
– Нет, об астрономах.
– Думаешь, это они?
– Нет, метеорит.
Семен снова с готовностью задрал голову:
– Где?
Самохин был человеком воспитанным, но сейчас с трудом сдержался, чтобы не выругаться.
– Да о бабе я!
– Так зачем ты мне голову астрономами и метеоритами морочишь?! Баба как баба!
– Все! Молчу! Идем быстрее, а не то все рыбы превратятся в созвездия, соцветия и совокупления!
Саньковский искоса посмотрел на друга, но решил не уточнять, что он имеет в виду. У него не было настроения ломать голову над загадками, которыми тот разговаривал. Двадцать девятое февраля – загадка само по себе.
В молчании друзья миновали снежную бабу, не заметив как легких облачков пара, вырывающихся из-под бледно-розовой морковки, так и тоскливого взгляда мороженого окуня, которым она их проводила.
***
Старший лейтенант Горелов мерз уже часа полтора, но не сдавался. Более того, он даже в мыслях не допускал, что его великолепный план сорвется из-за такого пустяка, как несовершенство человеческого тела. Честолюбивому менту не приходило в голову также и то, что он будет не первым, кто погибнет за идею.
– План в самом деле хорош! – сказал отец, прощаясь с ним и выбрасывая окурок. – Но не настолько, чтобы мерзнуть больше трех часов!
Толкуя услышанное по-своему, Горелов согревался не только сознанием высокого предназначения. Время от времени он прикладывался губами к тоненькой трубочке. Та, в свою очередь, была опущена в бутылку с водкой, находящуюся во внутреннем кармане. Глоточек-другой огненной воды взбадривал его посредством всасывания. Поначалу было ужасно противно и в горле возникали кратковременные конвульсии, но постепенно это прошло. Когда мимо него проследовали двое, беда была совсем в другом – водка имела несчастье закончиться. Такого оборота не смогли предусмотреть ни Горелов, ни отец, оказавший огромную помощь на заключительной стадии подготовки плана.
Именно поэтому старший лейтенант едва не завыл вслед двум фигурам. Его промороженное сердце облилось переохлажденной кровью. Не может быть, чтобы эти двое не прихватили на рыбалку пару-тройку бутылок водки! Он уже облизал было онемевшие от водки губы, но мысль о том, что все может сорваться из-за такой мелочи, запечатала их снова. Он, как и библейский герой, считал, что сам избрал свой имидж.
В принципе, ноги Горелов еще чувствовал, в желудке тоже было тепло, и беспокоили только руки. Все это время они были разведены в стороны и отданы на растерзание Деду Морозу, плевать хотевшему на приближение весны. Немного водки, конечно же, не помешало бы, хотя с каждой проходящей минутой милиционер склонялся к тому, чтобы все скорей бы уже началось или закончилось...
Итак, снежная баба стояла, тяжело дышала перегаром, и ее раздирали противоречивые желания.
***
– Ты только посмотри! Какая чудная фауна! – проскрипел Кар, не отрывая оптических присосок от обзорного экрана.
– Ого! А ведь ты не желал сюда заглянуть! Дохлый, мол, номер! Тухлая звездочка! – укоризненно пробулькал Грык и в этих звуках было восхищение собой.
– Да, ты был прав, чтоб у меня не росли бородавки на дыхательном клапане! – согласился Кар, выразив свою искренность самой страшной на Понго-Панче, откуда оба были родом, клятвой.
Бородавки были делом нешуточным. Они определяли принадлежность к полу, который главенствовал над остальными шестью и нес ответственность за политику планеты в делах как внутренних, так и внешних. К счастью или несчастью для Вуйко А.М. лично, но бородавки у Кара росли, а внешняя политика Понго-Панча привела к тому, что за ним сейчас следили.