Земляки по разуму

И все же он осторожно дотронулся до тела Саньковского. И съежился от ужаса, когда не почувствовал там жизни, а оно равномерно заколыхалось в ответ, словно все его кости и мышцы превратились в желе. К Михалычу, чей разбухший таз и вдавленная грудная клетка толщиной не более щупальца тоже о наличии в организме хотя бы проблеска жизни не говорили, Тохиониус не рискнул даже приблизиться. Вместо этого он просто оцепенел надгробным памятником хоть и чрезмерно агрессивным, но все отважным землянам, которых постиг такой ужасный конец.

И стоял так, пока позади не послышались голоса тех, чьи отпрыски ушли в мир иной вместе с несчастным Фасилиясом.

— …а ведь я воспитал своего не только в духе самокритицизма, но и скептического отношения к реальности. Как он мог даже прислушаться к бредовым идеям этого нигилиста?..

— И мой тоже рос в кондовых традициях…

— Доведется, видать, нам заводить еще по одному…

Слова тех, кто не пережил со своими чадами столько приключений, как он со своим дитем, больно царапнули душу Тохиониуса. Он резко обернулся в сторону сородичей и практически злобно прогавкал:

— Они отдали свои жизни во имя прогресса!

Осьминоги шарахнулись от него, как от чумного.

***

Когда все проморгались после вспышки, кувалдой ударившей по глазам, первым, кто сообразил, что произошло, оказался Фасилияс. Он и открыл клюв, насколько позволяли его размеры:

— Тхариузок тебя побери, ты что сделал?

Его сородич — тот, кто более всех был склонен не верить, что благодаря идеям Фасилияса его в будущем ждет что-то хорошее, — вертел в щупальцах пульт дистанционного управления телепортационного аппарата и задумчиво кряхтел. Услышав никчемный с его точки зрения вопрос, он отбросил пульт в сторону и что-то прочирикал.

Заслышав нечто вроде «здравствуй, бабушка, вот тебе и Юрьев день», Семен выдал ему баснословную сентенцию:

— Когда в товарищах согласья нет… Знаете что? Я даже запоминать не хочу, как вас зовут, но в целях знакомства всех, кроме Фасилияса, буду звать Лебедем, Раком и Щукой. Ты, да-да, ты, — он ткнул пальцем в пессимиста, — будешь Раком, а вы оба соответственно: левый — Щукой, а правый — Лебедем, хотя с последним тебя роднит разве что клюв… Так вот, Рак, на кой черт ты это сделал?

— Только тхариузоки знают, куда он отправился. А мне бы не хотелось там оказаться!

— Да я же его настроил на возвращение домой!.. — прямо по-человечески взвыл Фасилияс.

— Ага, а в первый раз ты его настроил на Землю и где мы оказались?!

— А почему ты не сделал этого до того, как мы погрузили туда продукты?

— Надо было переключить управление на дистанционное…

— Вы чего здесь расчирикались? — обратился к другу Длинный. — Давайте прекращайте этот птичий базар и скажите: где водка и закуска?!

Саньковский обернулся к нему:

— Друг ты мой ненаглядный и вытянутый! Остались мы с тобой на диете, потому что вся наша нехитрая снедь отправилась черт-те куда…

— Как это?

— В лучшем случае — она улетела к ним домой, чтобы нас там встречали аналогами хлеба и соли, а в худшем… — Семен красноречиво закатил глаза. — Кстати, как ты относишься к отбивным из осьминогов?

Длинный окинул инопланетян настолько кровожадным взглядом, что, не нуждаясь в переводе, Лебедь и Щука попятились заодно с Раком, который, сам того не зная, начал действовать согласно присказке «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Даже Фасилияс, у которого был опыт знакомства с образчиками земного юмора, усомнился в том, что услышал шутку, и поэтому примирительно зашипел:

— Да вы это… Тут, если это и взаправду шестая планета, недалеко…

— Да-а… — протянул Саньковский и похлопал по плечу Длинного. — Ладно, не надо на них облизываться — все-таки они почти земноводные, а значит — будут отдавать рыбой. Одного, кстати, я Щукой назвал…

Длинного тут же передернуло и он красной девицей-вегетарианицей потупил взгляд.

— Не переживай, не котлетами едиными, ведь звезды-то остались. Сейчас махнем… Правда, есть одна загвоздка — язык управления у меня в мозгах отключился…

— И ты теперь не сможешь нажимать на все эти кнопочки, переключать эти тумблерочки, двигать рычажками?.. — ошарашенно посмотрел на него друг.

— Двигать, переключать и нажимать я, конечно, смогу, но насколько это будет правильно — вот в чем вопрос…

— А, может, вспомнишь, как ты это делал? Ведь опыт ты уже не пропьешь, водки-то не осталось…

— Ну, идем, попробуем, — Семен направился к рубке управления, фыркнув в сторону осьминогов: — А вы, набор для супа, пива и ухи, оставайтесь здесь, а не то… В общем, голод — не тетка!

За его спиной Фасилияс издал радостную трель:

— Нас не употребят!

Сородичи, мало знакомые с земным сленгом, в виду своей врожденной гермафродитности заметно расслабились, а Саньковский расхохотался.

— Слышь, шутник, идем с нами, будешь дорогу показывать!

Чувствовал ли себя Фасилияс хотя бы полупроводником-полусусаниным, осталось неизвестным, но вскоре они покинули шестую планету.

***

— Что это?! — вскричали головоноги, окружив, но, правда, все же держась на почтительном расстоянии от сородича, Тохиониуса и псевдотела инопланетян.