— Ты можешь перестать бродить вокруг да около и просто сказать, что это за чудесный план? — не выдержал обилия рекламы Димка.
— С большим удовольствием! Он заключается в том, — Длинный откинулся в кресле, наслаждаясь триумфом, которого с ним пока никто разделить не мог, и родил алогичное, — что грабить банк мы не будем!
«Издевается», — подумал Саньковский.
«Подорвали здоровье старика золотые рыбки», — поставил диагноз Самохин и сделал пальцем у виска однозначный жест.
— Вы не поняли!
— Это участь всех гениев, — поскучнел лицом Димка.
— Я имею в виду, что мы не будем вламываться в открытые двери, размахивая оружием, чтобы нагнать страху на обслуживающий персонал! Оружие, кстати, стоит денег, а их у нас нет. Не будем мы также рыть подкоп и резать автогеном бронированные шкафы! Мы
— А что мы
— Мы просто войдем в банк и возьмем деньги!
— Опять ты за старое! А сигнализация?
— Ее устанавливали прямо при мне, — похвастался Длинный. — Кроме того, там есть еще трое охранников.
— И мы просто входим в банк и берем деньги… Давай хотя бы помашем ржавыми топорами, как Раскольников, а? И скажем, мол, поднимайте руки добрые люди ибо в Писании сказано, что нужно делиться.
— Откуда ты знаешь, что там это сказано? — вытаращился на Димку Длинный.
— От верблюда!
— Фу, как остроумно. Вы бы сначала дослушали меня, а потом критиковали.
— Так говори, а не тяни кота за хвост! — выкрикнул Самохин и тут же забормотал мысленно: «Don't worry, Dima, be happy…»
— О каком верблюде речь? — поинтересовался Семен, боясь упустить малейшую деталь странного плана. — Кстати, насчет кота мне тоже не все ясно.
— Кот? Ах, кот, — Димке удалось немного расслабиться и он предположил. — Наверное тот, которого он накормил дохлыми рыбками…
— Нам понадобятся всего два баллончика со слезоточивым газом, — поспешил заговорить Длинный, подозревая, что диалог двух друзей может завести их черт знает куда, — и твоя, Семен, необыкновенная способность проникать в чужое тело…
— Ни за что! — моментально отреагировал Саньковский и для большей ясности повторил. — Никогда!
— Почему? Неужели ты ее потерял?
— Нет, но… — на Семена нахлынули воспоминания.
Берег проклятой речушки и Тохиониус со своей изуверской «защитной реакцией». Кем ему только не доводилось быть после этого?.. И инопланетянином, и милиционером, и козлом… Призрачным духом и даже своей женой! И после всего пережитого снова предлагать ему
— Что?
— Я поклялся, что никогда больше не буду этим заниматься, — твердо ответил он и улыбнулся, довольный своей удивительной бескорыстностью.
— Подумаешь, — презрительно протянул Длинный. — Плюнь ты на все свои клятвы ради святого дела.
— Нет, не могу.
— Наверное, тебе нужно помочь, — приятель подался вперед и проникновенно спросил, сверля взглядом. — Кому ты поклялся?
— Марии, жене…
— Ты бы еще теще поклялся! А лучше бы ей одной.
— Почему?
— Так было бы безболезненнее.
— Ты это о чем?
— Я имею в виду, что смерть человека, которому имел неосторожность дать клятву, автоматически от нее избавляет. Надеюсь, ты клялся только на время совместной жизни, а? Вспомни, это, скорее всего, звучало так: «Клянусь тебе никогда не пытаться жить в чужом теле и буду верным своему слову до гроба», не так ли?
— Ты не должен был этого знать! — Семен был потрясен, потому как именно такими были слова его клятвы.
— Мало ли чего я не должен! Вопрос в том, что тогда ты меньше всего задумывался над тем, до чьего гроба твоя клятва будет в силе, наивно полагая, что, согласно статистике, умрешь первым. Неужели ты думаешь, что Машка будет благодарна тебе, если умрет раньше и нищей?
— Я не думаю, что она скажет мне спасибо и в том случае, если умрет богатой… — задумчиво проговорил Саньковский и вдруг до него дошел весь кошмарный смысл слов приятеля. — Я сам убью тебя!
— Боже, какие мы темпераментные! Перестань петушиться, я просто пошутил, — Длинный снова закурил.
— Шутки у тебя людоедские, — Семен сел на стул, с которого вскочил в порыве праведного гнева.
— Дело не в шутках, а в том, что тебе предлагают. Подумай!
Эти слова были не лишены смысла и Саньковский начал думать. В процессе этого чисто психологического явления он неожиданно для самого себя пришел к потрясающему своей новизной выводу, что все течет и все меняется. Знать бы тогда, что времена изменятся не в лучшую сторону, то вряд ли пришло в голову бросаться словами…
— Слово не воробей, а, скорее, синица в небе, — словно прочитал его мысли Самохин. — Тут же тебе предлагают такого увесистого воробья, что редкий аист с ним сравнится! И суют прямо в руки! К тому же, мы должны помочь другу в беде!