Этот эпизод вспоминала жена поэта Мандельштама. Он ее потряс. Потому что единственное свое сокровище, сбереженное и раздобытое неизвестно как и где, простая женщина отдала. Совершенно незнакомым людям. Страдальцам.
Они ели крошки шоколада; наверное, не больше крошки досталось всем. И чувствовали горькую сладость шоколада. Сладкую горечь сочувствия.
Таков человек и таков Творец в нем.
Все просто и не больно изящно; такова жизнь. И таков человек, который может вдруг озариться нездешним светом, приподняться над насыпью и бросить единственное сокровище чужим несчастным людям. Чтобы дать крошку надежды на спасение.
И на жизнь вечную – потом.
можно заставить его выполнить желаемое. Но только один раз. Если это свободный человек. На этом отношения кончатся. И это надо помнить.
Кажется: а что такого-то? Раньше же я получал желаемое. Сейчас просто надо хорошенько надавить, потому что мне очень нужно. Я понимаю, что он будет недоволен. Понимаю, что перехожу границы. Понимаю, что поступаю некрасиво. Но мне очень нужно! Дайте! Сделайте! Сейчас же! Мне очень нужно!
Если вы готовы навсегда потерять отношения – давите. Принуждайте, умоляйте, грозите, требуйте, шантажируйте. И получите желаемое. Но с человеком придется навсегда распрощаться, это тоже важно знать.
Такова цена. Ее приходится платить всегда.
Вам ответят в два часа ночи. К вам приедут и привезут то, что вам нужно. Разрешат что-то. Подпишут документ. Дадут деньги. Согласятся на что-то против воли. Но потом отношения с этим человеком закончатся навсегда.
Это лимит ресурса. И вы его исчерпали.
Если речь о жизни и смерти, действуйте. Если речь о сиюминутной ситуации, которую можно разрешить своими средствами, пусть и с трудом, трижды подумайте, насколько вам дороги отношения с человеком. Насколько он вам может быть нужен и полезен в будущем. Что важнее – деньги на поездку к морю или дружба? Шуба или брак? Работа или отпуск именно сейчас, когда вас не отпускают, но вы давите и получаете желаемое?
Потому что это – последний раз. Последний раз вам идут навстречу. А потом уйдут в противоположном направлении навсегда.
Потому что люди не то что не прощают, – они не забывают давления. Агрессию не забывают, пусть и неявную. И помнят, что свое желание вы предпочли отношениям с ними.
Вот это надо помнить тем, кто переходит границы в просьбах. Просьба может оказаться последней. И встреча последней. Такова цена.
Есть еще более страшный и окончательный предел, хотя слово хорошее, положительное.
Облегчение.
Облегчение, которое испытываешь после того, как человек ушел. Нет его. И совершенно неважно, где он. Лишь бы не вернулся. Без него стало просторно, свежо, тихо, безопасно. Стало лучше гораздо, когда он ушел. Можно жить и дышать. И стыдно иногда себе в этом признаться. Или дико. Но так и есть.
Вот до чего можно довести мелочными придирками, скандалами, ложью, жалобами, нытьем, замечаниями – чем угодно можно довести до этого последнего предела отношений. Даже того, кто безмерно любил. Того, кто был родным и близким. Того, кто терпел и боролся за отношения. Можно довести до облегчения.
Когда с облегчением закрывают дверь или кладут трубку. И начинают дышать.
Как будто гора с плеч свалилась, или кто-то открыл окно в душной камере.
Так одна женщина поняла, что когда муж уезжает в командировку, она испытывает облегчение. Она начинает дышать и жить. И дети начинают играть и смеяться. И кот бегает за бантиком и мурлычет на коленях.
Никто не ходит с угрюмым лицом по квартире, придираясь к мелочам. Не надо бояться разговаривать – это мешает работать! Не надо терпеть обидные замечания и упреки. Никто не читает нотации часами. Не попрекает и не ворчит…
Она так боялась развода. Так жаждала капелек внимания и редких добрых мгновений. Так старалась угодить, избежать скандала, удержать в семье. Так мучилась ревностью…
А потом поняла однажды, что испытывает облегчение, когда за мужем закрывается дверь. И сразу начинает дышать.
Вот самый предел отношений – когда ждут, чтобы человек ушел. И с облегчением его уход принимают. Вот до чего можно довести самых любящих. Пьянством, грубостью, эгоизмом, ложью, придирками, нытьем – чем угодно. Когда без человека легче – он стал слишком тяжел. Невыносим. И это абсолютный конец любви или дружбы.
У него была жена-башкирка и три дочери. Тоже башкирки. Звали их Зейнаб, Фаузия и Альфия. Такая была башкирская семья.
Жили они в Уфе, а в деревне под Уфой жили их бабушки и один дедушка. Второй на войне погиб совсем молодым. И была у них масса дядей, тетей, двоюродных братьев и сестер. Большая такая семья. Это давно было.
Этот Равиль хотел выдать дочерей замуж только за башкир. Исключительно! Прямо как какой-то националист.