Земляничный год

– Вы закончили проект того сада в Вышкове? – защебетала Эва, подавая ему чашечку с липовым чаем, в которую от души бухнула меда.

– Не собираюсь говорить о саде, – буркнул он.

Взял двумя пальцами за тонкую ручку чашку и двумя глотками выпил ее содержимое, зажмурившись от удовольствия. А потом вдруг бросил на Эву острый взгляд и объявил:

– Ты беременная!

Чашка стукнулась о блюдце. Эва сглотнула и подула на обожженный горячим паром палец.

– Да что вы все ко мне с этой беременностью вяжетесь! – вдруг заорала она. – У меня что, на лбу написано, или что?! Ведь еще даже не видно ничего! – Она вскочила и понесла чашку в раковину. А потом облокотилась об эту раковину двумя руками и расплакалась.

– Эвуся!

Витольд одним прыжком оказался рядом с ней. Он обнял ее трясущиеся от рыданий плечи и покрыл поцелуями волосы.

– Прости меня! Я просто конченое хамло! Не плачь, пожалуйста! Или, знаешь, ты поплачь, иди ко мне, прижмись покрепче – и поплачь! – Он развернул ее лицом к себе, заключил в объятия и позволил хлюпать носом прямо в свою белоснежную, отглаженную, безупречную рубашку. Которая моментально стала совершенно мокрой.

– Это, понимаешь, частая смена настроения… эмоциональная нестабильность… – всхлипывала Эва, одновременно несчастная и счастливая. – У беременных такое бывает.

– Да, да, особенно от бесцеремонных и бестактных вопросов дураков-мужчин, которые не имеют ни малейшего права их задавать!

– Ох нет, ты же это сделал из-за того, что беспокоился!

– Беспокоился – о собственном эго! Я бы дал тебе носовой платок, – сказал он, видя, как она шмыгает носом, – но он в пиджаке. Подождешь, пока я достану?

Эва кивнула. Тем более что ей все равно некуда было деваться – она была в собственном доме, а он пошел в ее коридор.

Когда она успокоилась, он с великой осторожностью и заботой усадил ее на диван, без конца спрашивая, удобно ли ей, налил еще по чашке ароматного чая, а потом сел рядом, но не слишком близко, чтобы не мешать ей. Они помолчали, маленькими глотками отпивая горячий чай. Она – с некоторым беспокойством, в ожидании следующих вопросов, он – глядя на сосны за окном, гнущиеся от ноябрьского ветра.

– Ты уже встала на учет у врача?

А вот этого вопроса Эва не ожидала.

Она-то ждала вопроса: «Кто счастливый отец ребенка?»

– Еще нет. Беременность еще маленькая. То есть срок, я хотела сказать. Но она уже два миллиметра. Моя любимая кроха… – добавила она с гордостью и нежностью, кладя руку на свой плоский живот.

– Ого, целых два миллиметра! Да она просто огромная, эта девочка! – улыбнулся Витольд.

– А почему ты уверен, что это девочка? – спросила Эва, удивившись.

– Ты сказала «кроха». Это тебе, наверное, материнское чутье подсказало.

– Материнское чутье… – повторила она, смакуя это словосочетание, с мягкой улыбкой. Как быстро из просто беременной она превратилась в маму. У нее есть уже и своя Кроха, и свое чутье – материнское…

– Ох уж эти женщины… – Витольд вздохнул. – В этом благословенном положении ты хорошеешь с каждой минутой – оно тебе удивительно к лицу.

– Это волшебница Каролина, – Эва тряхнула волосами, которые с упорством, достойным лучшего применения, все время лезли ей в глаза, – она из меня делала божество, чтобы я… – она прикусила язык. Вот ведь трепло!

Витольд деликатно промолчал.

– У меня был роман, – вдруг заговорила Эва. Она говорила быстро, как будто боялась, что в любую минуту он встанет и уйдет. – Я влюбилась без памяти в одного очень красивого мужчину. Он модель. Из… из Аргентины. В Польшу приезжал на какой-то показ. И… ну вот. Я не могла перед ним устоять. И… видишь, как все закончилось.

– У вас был секс, – уточнил Витольд.

– Конечно! Конечно, у нас был секс! Он на следующий день уехал в свое следующее турне…

– Турне?

– Ну да – я же тебе сказала, он певец из Бразилии. А я забыла взять у него номер телефона. И свой не дала, хотя он и настаивал очень. Потому что, понимаешь, ведь у этих отношений не было будущего. Куда мне до красивого испанского актера! Такой прямо Бандерас.

– А, так это был Тони!

– Какой Тони? – Эва остановила свой словесный поток и подозрительно уставилась на Витольда.

– Тони Бандерас.

– Нет. Я ж тебе говорю, это был…

– Да я понял! Он был триедин: модель, актер и певец к тому же.

– Я так сказала?! – Эва искренне поразилась и, сдвинув брови, начала мучительно припоминать, что она такого напридумывала, но Витольд уже хохотал вовсю, да так искренне, уже обнимал ее за плечи и ерошил по-дружески волосы.