В поисках полезных в странствиях вещей или просто тех, которые можно было продать, мы поднялись на кучу мусора. Вскоре стало понятно – поживиться здесь нечем. То был хлам, гниющий, ржавеющий. Он стремительно разлагался под действием радиации, становясь частью бесконечного пепельного океана. Времена, когда свалки были главными кормильцами человечества, неизбежно уходили в прошлое.
Я заметил копошащуюся в мусоре чахлую мелкую крысу. Она близко подобралась к нам, но либо сама того не замечала, либо не считала нужным пугаться. По привычке я выстрелил. За крысу мы не получили ни одного эксмана, и это значило – по уровню организации она уступала нам втрое. Если бы я не поспешил, мог бы узнать об этом из сообщения системы.
Звук выстрела всполошил остальных прячущихся крыс, каковых оказалось множество – все такие же мелкие и облезлые.
Поблизости что-то затрещало, откинулась неприметная в мусоре металлическая пластина, и один за другим из открывшегося отверстия вышли десять человек. Все покрытые гниющими язвами, волдырями и наростами. Лица болезненные, голодные навыкате глаза и впалые щеки, многие почему-то без пальцев, кто-то без части скальпа, без уха или глаза, с неестественно вывернутой стопой или без ноги. Все в старом грязном тряпье, лишь один с пистолетом, остальные с кривыми затупленными ножами и ржавыми ломами.
– Сложите оружие и назовитесь, – прохрипел предводитель – тот, у кого был пистолет.
Определить уровень его энергии я не мог, но на ногах он держался из последних сил.
– Эдвард? – изумленно спросила Веста.
– Веста? – также удивился мужчина и медленно опустил оружие.
Она решительно приближалась к нему, напряженность столкновения мгновенно схлынула.
– Что с тобой произошло?
Эдвард ответил не сразу, такой, казалось бы, простой вопрос его смутил.
– Прошло много лет. Мы вымираем, как и человечество в целом. Чему ты удивилась?
– Человечество еще борется за свою жизнь, а вы – нет. Я знала другого Эдварда. Где он? Что с ним стало?
– Ему пришлось измениться, чтобы выжить.
– Расскажи мне, – с волнением попросила она, предчувствуя нечто страшное.
– Помнишь, я обещал выжить любой ценой? Конечно, помнишь. Я исполняю это высокое обещание, – он наклонился к ее уху и прошептал: – Я прячусь. – А потом приложил палец к ее губам. – Скажи, многих ли живых существ ты видела в окрестностях?
– Мы встретили пепельника в пятидесяти километрах отсюда, – вспомнил я.
– Вам очень повезло. Вы его съели?
– Что? Нет…
– Тупицы! – вспылил он, потом выпучил глаза, испуганно дернул головой по сторонам и прикусил кулак. – Надо было съесть. Здесь есть нечего. Ядовитая свалка все убивает.
– Тогда почему ты остаешься здесь? – спросила Веста.
– Пустыня! – с глубокой болью в голосе застонал он. – Повсюду пустыня! Я пытался уйти, – он посмотрел на людей за спиной. – Мы все пытались уйти. Но это тупик. Едкий мусорный газ крутит пепельные бури. Одну за другой. Отсюда не уйти – не успеть. Мы питаемся крысами, разводим крыс. Зря вы убили нашу крысу, зря – она была еще маленькой. Есть нечего! Иногда сюда забредают пепельники – редко, очень редко. Счастливый день. А иногда… иногда нужно есть пальцы. Еды нет. Энергии нет.
Пепел вокруг нас начал подниматься, его движение в воздухе ускорялось. Мусорные жители с первобытными исполненными страхом криками поспешили вернуться в убежище.
– Прячьтесь! – приказал нам Эдвард.
Дождавшись исполнения приказа, он нырнул в яму сам, набросил творило и сцепил тяжелым засовом с другим металлическим мусором, служащим ему опорой.
Развернуться внизу было негде – мы едва не прижимались друг к другу. А еще здесь невероятно смердело – вот и все, что можно сказать о яме. Сложный смешанный запах вызывали полуразложившиеся в радиоактивной липкой жиже крысиные трупики и даже один растаявший по пояс обезображенный разложением человек.
Веста поморщилась.
– Зачем вы их здесь бросили?
– Болели. Больные тела нужно уничтожать, чтобы не заразились здоровые крысы.
– Вы все больные, – не удержался я.
– Мы не больные! – поспорил кто-то из толпы.
– Не больные, – согласился Эдвард. – У больных вытекают глаза, а мы видим.
Вероятно, потеря зрения являлась одной из последующих стадий болезни. На этот раз я промолчал.
– Саша, – протолкнулась ко мне Веста. – Мы должны их спасти.
Я сильно сомневался, что их вообще еще можно спасти, – болезнь не только обезобразила их внешне, но, очевидно, поразила глубоко изнутри.
– Они не поместятся под сферу, – негромко ответил я, надеясь, что Эдвард не станет прислушиваться либо из-за болезни не сможет.
– Я знаю. Но их нужно вытаскивать.
Я сделал глубокий успокаивающий вдох и неторопливо выдохнул. За последние дни я помог людям больше, чем за всю прежнюю жизнь, и сейчас моя эгоистичная натура жаждала внимания к себе самой. Кроме того, я привык получать плату за содействие, и если она не всегда являлась решающим фактором в принятии решения, то уж немалой частью этого решения точно. Получить же награду от мусорных жителей я не надеялся.