– А с какой стати? – поинтересовался я. – Мне жизнь еще дорога.
– А с такой, что в Хепри за него дают пять тысяч эксманов.
– Да они же не местные, – перебил его другой. – Мутанта, что ли, не видишь?
– Помолчите, – вмешался предводитель.
– Это не мутант, – вступилась за Рэя Веста. – Он марсианин.
Компания дружно рассмеялась, и даже предводитель усмехнулся.
– Если он марсианин, то я водохрюн!
Последовал новый взрыв хохота.
– Вы из Стервятников? – спросил мой собеседник, уводя разговор от шуток.
– Мы работаем с ними, – уклончиво ответил я. Почему-то мне не хотелось считать себя частью этой команды. – Как вы догадались?
– На сотни километров в округе больше никого и нет. На юге бесконечные бури, на севере мутанты – никто не выживает. Здесь только мы.
– А как же люди на свалке? – спросила Веста.
– Так это тоже наши. Это несчастливцы, проигравшие в тотализаторе, те, кому не хватило эксманов выплатить долги. Изначально предполагалось, что на свалке они смогут заработать на крысах и вернутся в Хепри, однако едкий, разжижающий мозг мусорный газ превратил эту ссылку в настоящую казнь.
– К чему такая жестокость? – спросил я.
– Жестокость? – казалось, он удивлен такой оценкой. – Да ведь это просто жизни людей. Кто их считает? К тому же это их выбор – не хотели бы проиграть, не делали бы ставок.
– Где находится Хепри? Мы можем его осмотреть?
Усмешка Веста возбудила во мне смутные подозрения.
– Туда мы и направлялись, – призналась она.
Предводитель смешался.
– Эмм… Ваш друг точно не мутант?
Мы подошли к небольшому пластиковому люку. Интересным оказался способ его открытия – он вытаскивался подобно пробке усилиями двух людей. Для закрытия люка изнутри к его обратной стороне крепился канат. Дорога вниз по вплавленной в пластиковую трубу лестнице привела на заброшенную линию магнитобусов.
– Раньше здесь жили туннельщики, но мы их перебили, – гордо заявил один из провожатых.
Двое потянули канат, и люк вернулся на место.
Нас повели длинными пустынными ходами, почти не отличающимися от тех, из которых я так долго выбирался. Так же по стенам тянулись линии коммуникаций, с потолков свисали энергогрибы, а из земли под ногами порою выглядывали обнаженные магнитные плиты. Я уже и забыл, как легко передвигаться по твердой устойчивой поверхности, когда носки не загребают пепла и он не цепляется за одежду, окрашивая ее в серый цвет современности. Однако за этой веткой определенно ухаживали: мусора не было, освещение работало исправно.
На станции царило оживление. Люди в новых и не запыленных, порою нелепых, но нередко в весьма изысканных одеждах толкались возле будки, размахивали пластиковыми жетончиками и выкрикивали:
– Двадцать на последнее место Хромоножки!
– Пятьдесят на победу Скрипача!
– Сорок на дисквалификацию Черного Брюха!
Из будки раздавался высокий голос худой энергичной женщины, ловящей каждый жест, каждое слово собравшихся:
– Ставки сделаны! Еще ставки!
Наши провожатые разбежались и тоже что-то выкрикивали. Остался только предводитель.
– Что здесь происходит? – спросил я.
– Жучиные бега. Хотите посмотреть?
– Еще бы!
– Вон билетер, – он указал на соседнюю будку, у которой, напротив, никого не было. – Начало в пять. – И тоже растворился в толпе.
Я поискал глазами часы – этот необходимый для трудовых архаичных цивилизаций атрибут кибернетическими людьми не использовался, ведь мы не только не знали цену времени, но и с точностью до сотых долей секунд могли вести внутренний отсчет. Правда, мы этого опять же за ненадобностью не делали. После марсианской атаки был утрачен последний календарь. В нем оставались только дни – недели и месяцы как излишнее нагромождение выкинули, – а счет дней велся одними минутами, часам и секундам места также не нашлось. Причем первая минута начиналась с восходом солнца, потому продолжительность дней разнилась.
Наконец я увидел часы – на крыше букмекерской будки стоял большой сложный механизм. Он представлял собой прозрачную пластиковую раму с металлическими элементами. Внутри нее по всей длине двигалась лента – так медленно, что мне пришлось не моргая следить за ней некоторое время, чтобы убедиться в ее движении. В верхней части рамы имелся крутой скат, смотрящий на цилиндр, также медленно вращающийся на круглом основании во всю ширину рамы. На спиральном лабиринте основания цилиндра, на разном удалении от центра, я насчитал пять металлических шариков, еще четыре, один на другом, лежали в самом цилиндре, и последний поднимался лентой внутри рамы, чтобы, очевидно, тоже оказаться в цилиндре. Мне было интересно увидеть, как лента выплюнет шар в цилиндр, как возьмет новый и что произойдет, когда цилиндр окажется заполнен. Увы, ждать этого мне пришлось бы очень долго.
Поглощенные ставками бетторы, даже столкнувшись с нами, нас не замечали. А вот облик марсианина вызывал у них отвращение, смешанное со страхом. Замолкая на полуслове, они сторонились, боясь его прикосновения.
Билетер, крупная скучающая женщина, на мою простую просьбу продать три билета неприязненно посмотрела на Рэя:
– Это мутант?
– Марсианин.