Я думал о событиях последних дней в сравнении с днями давнопрошедшими. Вспоминал, как на заре своего путешествия оценивал стоимость технокрысы вдесятеро против собственной жизни. Наверное, тогда я действительно стоил десятую долю крысы, потому что легко мог быть заменен десятилитровой канистрой и простейшим генератором звуков. С тех пор моя система заметно развилась, и за нее кабатчик мог бы предложить даже целую Хавронью. А вот пережитые тревоги и радости, воспоминания и мысли не стоили и одного глотка «Техники». Думаю, это несправедливо, ведь пережитое и составляет жизнь, и выходит, что сама-то жизнь ни во что и никогда не ставилась. Даже до появления роботов людей интересовала только производительность – как мышечная, так и мозговая. Но такой подход к определению важности и стоимости жизни касался не только людей, как не хотелось бы мне для упрощения системы обвинить во всем их неразумность. Что-то в устройстве самой жизни казалось неправильным. Уже в простейших своих формах она становилась синонимом борьбы, несправедливой, беспощадной, в конечном счете не имевшей смысла, как и говорил мне Квазар. И это определение никак не сочеталось с эмоциями и чувствами, которые я тщился к нему подвязать.
Мысли, бегая по замкнутому кругу пределов разума, сморили меня. Смежив глаза, я видел, что Земля вращается только потому, что ее вылизывает кошка. Когда шершавый язык стер горы и выпил моря, Земля превратилась в Марс. Я вспомнил, что такая эсхатология существовала у древних марсиан. Кошку в моих видениях заменил Рэй. Он вонзил меч в один из полюсов Земли и теперь поворачивал ее, налегая на рукоять меча. Щит он подбросил в небо, и тот начал вращаться Луной.
– Что ты делаешь? – удивленно спросил я.
– Создаю жизнь, – ответил Рэй.
– А для чего?
Он растерянно посмотрел на меня, забыв о своем занятии. Земля стала замедляться, и он поспешил возобновить ее вращение. Затем с важным видом проговорил:
– Вселенная существует не для чего-то, а потому что иначе быть не может. Не отделяй себя от Вселенной, не приписывай себе какой-то особой роли, и тогда это станет для тебя очевидным. Твоя жизнь – такой же процесс, как вращение электрона вокруг ядра атома или планеты вокруг звезды, с тем незначительным отличием, что траектория планеты сложней и подчиняется большему числу законов.
Когда я открыл глаза, электромобиль уже прибыл в точку назначения. Убедившись, что поездка не отразилась на положении тела Рэя, я спустился прямиком к Гарольду. Он, без сомнений, знал о моем прибытии, потому охранник пропустил меня без вопросов.
Гарольд сидел за столом, напротив которого предусмотрительно поставили стул. Я молча сел, из необъяснимой природной вредности почему-то решив не заговаривать первым.
– Мы выступаем, – заявил он вместо приветствия. – Еще один день, и ты бы нашел лагерь пустым.
Я пожал плечами с деланым равнодушием, хотя известие было мне неприятно.
– Что случилось? – спросил он, подозревая, а скорее ожидая, когда я подтвержу и без меня известную ему информацию.
– Рэй умер, – слова вырвались против моей воли, и больше из стыда за непослушный язык, нежели поддавшись чувствам, я отвел взгляд.
– Знаю.
Я вскочил.
– Откуда?! Это произошло внутри оружейного завода, у тебя не может быть доступа к нему. – Гарольд медлил с ответом, я нетерпеливо навалился на стол. – Отвечай!
– Доступ есть у Раймонда. Точнее, был.
– Где этот Раймонд? Почему он прячется?
– Он ждет тебя в мастерской.
За дверью мастерской передо мной замаячило чье-то назойливое лицо. Я грубо оттолкнул издающий бессвязные звуки серый халат, раскрыл одну дверь, застав восстановление кого-то тяжело поврежденного из группы Стервятников, вторую – за ней не оказалось никого, толкнул третью дверь… и обомлел.
Он стоял за пустым хирургическим столом в глубине затененного помещения, под большой лампой. На нем была красная свободного покроя длиннополая одежда с длинными рукавами и серебристой каймой на лацканах и обшлагах. Он отличался от моего Рэя меньше, чем близнец.
– Кто вы? – выдохнул я, обретя дар речи.
– Ты знаешь.
У него был голос Рэя, внешность Рэя, но я уже точно знал, с кем говорю.
– Я знаю только имя.
– Рэй ведь рассказал тебе свою историю? Как прилетел с Марса, как помогал людям. Все в ней верно, кроме одного: это моя история.
Внутри меня что-то начало переворачиваться. Я не понимал, я не хотел понимать.
– Что это значит?
– Я создал Рэя по своему образу и подобию.
– Как Бог? – не удержался я.
Раймонд засмеялся. Но это был недобрый смех.