Земное о земном

Светлана. Шутишь, говоришь? Шути, шути. Да не от каждой шутки веселее становится.

Покачав головой, уходит в дом.

Славик. Я не волшебник! Только учусь.

Махнув рукой, идёт к своему дому. Из парника выходит Надя, поправляет тыльной стороной руки прядь волос.

Надя. Сынок, там банка с тушёнкой стоит на столе, открой, чайник поставь. Да! И яйца поставь варить. Мне совсем немного осталось. Закончу с рассадой. Отец скоро завтракать придёт. Он за домом работает.

Славик. Айн момент. Будет сделано. (Убегает в дом.)

Из-за дома вывернул Перхуров. Вид у него усталый. Подходит к жене.

Перхуров. Что, мать, всё копаешься? Я вот торф покидал. Натуральное удобрение. Чаем-то напоишь?

Надя. Славика послала поставить. А тебе надо бы поберечь себя. Нельзя перетруждаться. Не молодой уже. Что тебе Башилов говорил? А он врач от бога!

Перхуров. Что говорил, что говорил. Я чувствую себя – ого… как! (Вздохнул полной грудью, с наслаждением потянулся.) Вот для чего людям дача? Скажи, для чего?

Надя. Своё, без химии вырастить.

Перхуров. Сил набраться! От города – в себя прийти. К истокам своим прикоснуться. Мы все из этой вот природы, этой красоты и произошли. Мы – её дети, и она нас кормит, врачует.

Надя. Да, врачует. А у меня голова начала болеть. Как приеду сюда, кислорода надышусь, так и мучаюсь головной болью.

Оглядывает участок. Заметила сухие листочки. Оборвала. Подняла палку, из кармана передника достала красную ленточку, присела подвязать цветок. Перхуров направился -к сарайчику.

Перхуров. Дань, а Дань! Чего притих?

Из сарайчика вышел Даня. Он по-мальчишески худ, невысок, но с уже наметившимся мужественным выражением лица, заставляющим как-то сразу уважительно к нему относиться. В руках, узорчато выпиленная деревяшка.

Даня. Здравствуйте… Вот. (Протянул деревяшку.)

Перхуров (рассматривая). Да-а, брат… Даёшь. Даёшь стране угля! Талант! Ничего не скажешь, талант и все всё тут! Это для наличников? Ишь ты. Петухи какие! Откуда в тебе это? Брат мой, царство ему небесное, ничего этакого сроду не проявлял. Мать, а ну иди посмотри, что выделывает. Иди, иди! И как у тебя такая красота получается?

Даня. Не знаю. Как-то вот так. Само собой.

Перхуров. Да это же какая работа!

Подошла посмотреть Надя.

Надя. Молодец.

Перхуров. А я что говорю? Вот она, преемственность! Где-то там, в глубине веков, наши с тобой, Даня, предки отличались, а в тебе – проявилось. Взросло, как говорится, пышным цветом. Давай, давай, трудись! (Похлопал Даню по плечу.) В обиде не оставлю. Чего мать-то говорит? Небось в эксплуататоры меня записала?

Даня. Нет. Она не возражала с самого начала… и теперь…

Перхуров. Это она правильно. Я тебе помогаю развить дарование. Работай, говорю, не на страх, а на совесть. Для души, устал – иди на озеро, рыбу лови, загорай. Хотя и здесь можно. Ты из сараишки-то выходи на солнышко, сочетай приятное с полезным. Выходи, выходи, не стесняйся. Здесь и пили. А пока чайку пойдём попьём.

Даня. Спасибо. Я потом.

Перхуров. Давай, давай! Все вместе. Мы тебя ждём (Подходит к парнику, кричит жене.) Пошли, мать! Слышь? Я тебя жду. Кончай спину гнуть! Давай, давай быстрее!

Выходит Надя. Платок на её голове сдвинулся набок. Она вытирает руки о края фартука, щурится от солнца.

Тут с утра такие новости, понимаешь ли… Миша-то, оказывается, умер.

Надя (охнула). Да не может быть. (Присела на край ящика.)

Перхуров. Уж и сороковины справили.

Надя. Что же нас-то обошли? Не сказали. Нехорошо как-то. Светлане одной с дочкой… (Качает головой.) Кто бы мог подумать.

Перхуров. Обошли, обошли. Говорит, дозвониться не могла. Ни… не могла, а не захотела.

Надя. Вроде бы ты ему немало сделал. И дачу рядом помог, и дочку его в лучшую клинику устроил… Нехорошо.

Перхуров. Ладно, ладно, мать! Не на свадьбу же. Не попрощался, в последний путь не проводил, прощения не испросил, вот это – нехорошо!

Надя. Нехорошо, нехорошо. Ой, как нехорошо! Не к добру.