Земной круг

Возможно, несколько позднее к Джосафату Барбаро явился беглый генуэзец Антонио да Гуаско. Он рассказал, что предатель Анцолин Скварчиафико впустил турецких головорезов в Каффу. Благодаря ему семьдесят тысяч генуэзцев, валахов, армян, черкесов и мингрельцев уже гремят цепями на невольничьих рынках Леванта. Среди пленников были и русские купцы, что отмечает под 1475 ходом «Архивская» летопись.

Людовик Болонский сказал, что ему уже был знаком путь через землю черкесов и Татарию на Русь. Марк московский пошел на Шемаху отдельно от Контарини, но через некоторое время снова встретился там с венецианцем. Контарини и Марк зазимовали в Дербенте, где посол Венеции собрал сведения о каспийских тюленях и местных кораблях, сколоченных деревянными гвоздями.

Весной 1476 года Амброзио Контарини отправился из Дербента на Астрахань по синей Хвалыни.

Корабельщики везли в Астрахань рис и шелк для обмена на русские меха. Хан Касим Астраханский, в свое время ограбивший Афанасия Никитина, увидев Контарини, задумал продать его на городском рынке. Венецианцу пришлось умолять русских купцов, ехавших к Москве, дать ему денег, чтобы откупиться от Касима.

Контарини вместе с Марком московским и астраханским послом к великому князю выступил из Астрахани, стараясь как можно скорее миновать волго-донской волок.

Венецианца сопровождала какая-то русская попутчица. Русские гребцы перевозили послов через Волгу. Триста русских людей и татар московской службы шли с послом Марком к рубежам родной земли.

Контарини пил мед в лесных деревнях на пути к Рязани, окруженной деревянными стенами. Перед Москвой была Коломна, где путнику почему-то запомнился укрепленный городской мост.

В Москве венецианец сначала был поселен в Кремле в одном доме с Аристотелем Фиораванти (Фрязином). Последний только что возвратился из поездки на север Руси, после чего отправил Галеаццо Мариа Сфорца, герцогу Миланскому, двух белых кречетов.

По земле Москвы расхаживал и Людовик Болонский, посол Бургундии. Он сумел один пройти через Татарию и теперь отдыхал на посольском дворе.

Приезжие изучали московский меховой рынок, собирали сведения о пушном торге в Великом Новгороде.

Великий князь в парчовом кафтане на соболях принял венецианца и бургундского посла, по рождению земляка Аристотеля Фрязина.

В январе 1477 года Людовик Болонский отбыл в долгий путь ко двору Карла Смелого. Застал ли он в живых повелителя Бургундии? В том же году герцог, мечтавший об императорской короне, пал жертвой своей честолюбивой мечты, и мстительный Людовик Одиннадцатый, бывший пленник Карла, вскоре двинул в Бургундию свои войска.

В архивах города Дижона и в самом Париже, может быть, сохранились пергаментные листы с описанием путешествия Людовика Болонского в Тавриз и Московию. В этих архивах могут быть сведения поважнее, например, посольские донесения о пребывании Афанасия Никитина у Узун-Гассана.

Контарини, получив в подарок от Ивана Третьего серебряную чашу для меда, отбыл из Москвы вскоре после отъезда Людовика в Бургундию.

Казимир Четвертый Ягеллон, властитель Польши и Литвы, стал ловить Контарини еще на дороге и звать венецианца к себе в Троки. Такое нетерпение станет понятным, если припомнить одно обстоятельство.

К тому времени неугомонный Тревизан, прощенный великим князем и выпущенный из беклемишевской людской, сумел добраться до Золотой Орды и привезти оттуда в Венецию двух татарских послов — темника Тамира и какого-то Брунахо Батыря. Ордынцы раскатывали по каналам Венеции и вымогали у дожа подарки — самоцветы, дорогую одежду и звонкие дукаты, которые особенно были им по душе.

Татары клялись, что они готовы пойти на Царьград с целью его освобождения от власти турок, и… продолжали свои вымогательства.

Венецианская сеньория приказала Тревизану снова ехать в Орду сопровождать татарских послов, но по дороге задержаться в Польше и Литве. Оказывается, Казимир Ягеллон как огня боялся своих ордынских союзников и умолял: если они уж и пойдут на Царьград из Сарая, то пусть изберут такой путь, который не заденет польско-литовских владений. Контарини, вернувшийся с Востока, и выступил в роли советчика при дворе Казимира.

Тут появляется новое лицо, о котором мы еще будем говорить в нашей книге. Это римский ученый Филиппо Каллимах (Буонаккорси), соединявший ученость гуманиста с неукротимостью и крайней решительностью нрава.

Когда-то папа Павел Второй, нарумяненный и набеленный, как блудница, подверг Каллимаха и его товарищей по первой Римской академии жестокому преследованию за вольнодумство, излишнее увлечение древней историей и непочтительные отзывы о Ватикане. Каллимах успел убежать от жаровни и клещей палача. Ученый скитался в рощах Родоса и по улицам Царьграда, а потом поехал в Польшу, где Казимир Четвертый назначил Каллимаха наставником наследника престола.

Папа не раз требовал выдачи ненавистного ему Каллимаха, но из этого ничего не получалось.

Этот любитель русской браги, привыкший завершать ученые споры тяжелой суковатой палкой, трудился в Польше над историей Аттилы, писал стихи и изучал архивы и древние чертежи.