Земной поклон. Честное комсомольское

Александр Александрович дважды покупал в городе звуковые аппараты. Но они почти не уменьшали его глухоты и раздражали неудобным устройством. Все же Александр Александрович не терял надежды, что будет изобретен какой-то более совершенный аппарат и вот-вот поступит в продажу.

На контрольных уроках Александр Александрович дает себе право мысленно как бы уходить из класса. И он уходит - сначала в тайгу, с ружьем за плечами. Идет на лыжах по заснеженной охотничьей тропе, заметной только опытному глазу охотника. Он сворачивает в сторону по следу черно-бурой лисицы, разгадывая ее хитрость по петлям следов, и сам долго петляет за ней по тайге. Но вот гремит выстрел, и лисица лежит на снегу. Он умеет освежевать лисицу так, чтобы не испортить чудесной шкурки. Но кому же подарить этот дорогой подарок? Кати нет. О ней остались одни несбыточные мечты да письма и фотография, которую он ставит перед собой, когда думает о ней.

Александр Александрович оборачивается, смотрит на учеников. Все заняты работой. Пишут кто с волнением, кто уверенно, почти играючи.

И он снова мысленно уходит из класса. В его воображении звучит музыка. Он слышит увертюру из «Евгения Онегина»: музыкальные фразы следуют одна за другой. Сегодня вечер он посвятит музыке. Его пианино, верно, расстроено, и он давно не играл. Кстати, эту увертюру он и сыграет на концерте самодеятельности в клубе…

Он снова поворачивается, смотрит на ребят. Саша Коновалов увлекся работой, низко склонив голову над тетрадью. Он мечтает стать летчиком.

Мало ли о чем мы мечтаем в юности! Иногда мечты сбываются, иногда остаются мечтами…

Зина решила задачу раньше всех и приступила к теореме. «Если пирамида пересечена плоскостью, параллельной основанию…» - написала она мелким красивым почерком и взглянула на Сережку. Тот сидел, угрюмо склонившись над чистой тетрадью. Зине стало жаль Сережку.

Время перешло на вторую половину урока. Уже сделали контрольную Зина Зайцева и Саша Коновалов. Они положили тетради на стол Александра Александровича и вышли из класса. Кончил писать и Миша Домбаев, но медлил уходить: рядом с ним в безнадежной позе погибал Сережка Петров. То и дело он глядел на Мишу умоляющими глазами.

- Ну, пошел сдавать! - со вздохом сказал Миша, как всегда, колеблясь между долгом комсомольца и жалостью к товарищу.

Он взял в руки тетрадь и собрался было вылезать из-за парты.

- А я, значит, погибай? Хоть бы намекнул! - отчаянно зашептал Сережка.

- Ну, давай условие. Не пропадать же… - безнадежно махнул рукой Миша.

Он быстро взглянул в тетрадь Сережки, и среди тишины класса, нарушаемой лишь шелестом бумаги, тихим шорохом движений и поскрипыванием перьев, раздался его шепот:

- Сережка, пиши: «Предположим, что ребро куба равняется а, тогда объем его будет равняться а³. По условию известно, что длина диагонали основания равна восьми…»

На низком лбу Сережки выступили капли пота. Он быстро пробежал глазами по классу и начал писать.

Произошло страшное событие: на глазах всего класса Сережка и Миша нарушили комсомольское слово.

Александр Александрович продолжал стоять у стола, повернувшись к окну. Белая рука его с длинными пальцами лежала на журнале. Он ничего не слышал. Оy верил своим ученикам.

Многие в этот момент глядели на учителя, и им было за него больно.

- Прекратите! Немедленно прекратите! - гневно сказала Стеша, и с разных концов класса послышался возмущенный шепот.

Александр Александрович словно почувствовал беспокойство класса. Заложив за спину руки и поглядывая на ребят, он медленно прошел между рядами парт, задержался около Сережки.

- Так! Верно! Молодец! - довольно сказал он. - Только поторопись, а то не успеешь.

- Подлость какая! - ахнула Стеша на весь класс.

Но Мише уже было все равно. Он нарушил слово и знал, что придется перед товарищами держать ответ. Сначала жалость к Сережке толкнула его на это, а потом, когда со всех сторон послышался протест учеников, его охватило обычное упрямство. Дальше он уже представил себя мучеником за совершенное доброе дело и готов был нести свой крест.

Беспокойство класса нарастало.

Александр Александрович не мог понять, чем оно вызвано. Те, мимо кого он проходил, склонялись над тетрадями, те, с кем встречался глазами, отводили взгляд в сторону.

«Кто-нибудь списывает», - догадался учитель. Он пригляделся к слабым ученикам и подумал о Сереже Петрове.

Александр Александрович подошел к его парте. Петров кончал теорему.

- А ты, Михаил? - вполголоса спросил Александр Александрович Домбаева, глазами указывая на его закрытую тетрадь.

- Я кончил.

- Вижу, что кончил. Тогда положи тетрадь и марш из класса.

Миша Домбаев не ошибся: ему пришлось держать ответ перед классом. В тот же вечер мальчишки устроили ему и Сережке «темную», а класс объявил бойкот.

Нет ничего страшнее одиночества. Это испытали на себе Миша Домбаев и Сережка Петров. Школа стала им чужой, а товарищи - враждебны. Жизнь в эти дни казалась им неприветливой и суровой, Погорюй - тесным и надоевшим.