Земные громы<br />(Повесть)

Грабин перестал считать количество сделанных выстрелов, только видел, как уменьшается, будто тает, штабель ящиков с боеприпасами. Потом он почувствовал, что к привычному пороховому дыму примешался какой-то другой запах. Горела краска на стволе. Но темп стрельбы не снижался. «Умница, — твердил про себя Грабин, обращаясь к пушке, — молодчина, держись, дорогая, осталось немного».

— Огонь!

За всю стрельбу было зарегистрировано только две задержки. Обе из-за отказа полуавтомата. Причина была тут же выявлена. Произошел так называемый наклеп двух деталей, ударяющихся друг о друга.

Но сожалеть было бесполезно, а для исправления не хватало времени. Ф-22 предстояло испытание обкаткой. Пушку прицепили к грузовику, и тот, набрав скорость, помчался сначала по хорошей дороге, потом по неровной, а затем и вовсе по бездорожью. Тягач громыхал, а пушку то кидало слева направо, то начинало подбрасывать, будто резиновый мячик. Грабин ехал позади, наблюдая со стороны, как мотается его Ф-22.

Было пройдено около двухсот километров, когда пушка вдруг слегка завалилась, накренившись на правое колесо. Увидев, что на дорогу выпал кусок стальной пластины, Грабин остановил свою машину и подобрал его. Это был обломок рессоры. Но испытатели словно не заметили поломки. Они продолжали движение по заданному маршруту с той же скоростью. Теперь важно было узнать, выдержит ли в подобной ситуации резиновый буфер и как отразится выход из строя одной рессоры на состоянии всей пушки.

Оглоблин и на этот раз держался оптимистически. За время работы на полигоне он насмотрелся всяких поломок и не встречал ни одного испытания, которое прошло бы без сучка и задоринки.

— Не падай духом, — подбадривал он Грабина, — твоя «желтенькая» идет совсем неплохо и будет принята на вооружение.

Оставалось еще одно окончательное испытание на прочность. Ф-22 опять поставили на ту же бетонированную площадку, где она держала экзамен несколько дней назад. Рядом высились такие же штабеля ящиков с боеприпасами. И расчет был тот же. И так же звучали раз за разом команды: «Огонь!»

Позицию заволокло дымом. Чувствовалось, как устали люди и как накаливалась пушка. Оставалось сделать один последний выстрел. Многие из наблюдавших уже отвернулись, начали расходиться. Только Грабин с прежним вниманием наблюдал за поведением пушки. Вот из ствола выплеснулся язычок пламени, ствол чуть вздернулся вверх, но не опустился, как при каждом выстреле, а пошел еще выше и грохнулся на площадку между станинами. Вместо только что стоявшей пушки лежала груда металла, Ф-22 погибла.

— Авария, — услышал Грабин короткое и тревожное слово.

И почему-то сразу вспомнилось ему, как он когда-то сказал «пан или пропал». Он уже не сомневался, что подвела сварка. Даже издали было видно, что пушка рассыпалась именно по сварным швам.

Молча, никому не сказав ни слова, Грабин повернулся и пошел в сторону от испытательной площадки.

Глава четвертая СМЕЛОЕ РЕШЕНИЕ

Второе рождение

Отчаяние овладело Грабиным в первые минуты, когда он увидел гибель своей пушки. Он ругал себя за то, что решился на сварку, досадовал, что не увидел изъянов в конструкции полуавтомата затвора, сетовал на упущения при создании рессор. Положение было тяжелым. Позади долгий труд большого коллектива, изуродованное орудие, а впереди — полная неясность. Какое решение примет Наркомат? Что скажут военные? Как воспримут поражение конструкторы?

На совещание к Орджоникидзе шел, будто нес на плечах тяжелую ношу. Он хорошо понимал и тяжесть случившегося, и меру своей вины. Но не личная ответственность страшила его. Любое наказание не обидело бы его, если бы коллективу разрешили дальнейшую работу.

В просторном кабинете наркома было много приглашенных. Невозмутимый и спокойный, могуче высился над столом Павлуновский. По-военному щеголевато держался Артамонов. Парами сидели директора и начальники конструкторских бюро артиллерийских заводов. Одни встретили Грабина сочувственно, другие старались поддержать, третьи прятали взгляды.

Орджоникидзе зачитал заключение о результатах испытаний Ф-22. В нем были с протокольной точностью перечислены малые и большие неисправности и отказы. Вывод специалистов не оставлял никаких надежд. Пушка доработке не подлежит, работу над ней рекомендуется прекратить.

Сделав паузу, Орджоникидзе сообщил собравшимся:

— С этим документом ознакомился товарищ Сталин и наложил резолюцию.

Грабин почувствовал, как кровь отлила от лица, ноги и руки онемели. Все, что говорил Орджоникидзе, он слышал словно издалека, не разбирая отдельных слов. До него доходил только общий смысл резолюции. Сталин отмечал, что конструкторы и рабочие завода делают нужную пушку. Но коллектив молодой, опыта не имеет, поэтому много недостатков. Другим заводам надо оказать помощь коллективу в доработке.

— Вы согласны, товарищ Грабин, принять помощь? — спросил Орджоникидзе.