Земные громы<br />(Повесть)

Главной фигурой нового проекта по-прежнему оставался Петр Федорович Муравьев. Он с одного слова понимал замысел Грабина, с первого взгляда видел недостаток в чертеже исполнителя, умел кратко, но емко выразить свою мысль. Лучшего руководителя проекта трудно было представить. Да и другие конструкторы, включенные в группу Муравьева, были опытными, добросовестными специалистами.

Когда рельефно вырисовывались контуры будущей пушки, Василий Иванович Горохов схватился за голову:

— Вы, Василий Гаврилович, без ножа режете и себя, и всех нас. Орудие с таким огромным стволом танкисты забракуют с первого взгляда.

— А вдруг не забракуют?

— Хорошо, — решил Горохов, — я завтра же выеду с чертежами в Москву. Посмотрю, какая будет реакция в бронетанковом управлении.

Вернулся он удрученным. Танкисты и слышать не хотели о длинноствольной пушке.

— Придется рубить. Иного выхода нет, — медленно проговорил Грабин, хотя все видели, как нелегко ему было принять это решение.

В результате тщательного подсчета Василий Гаврилович пришел к выводу, что ствол необходимо укоротить на семьсот шестьдесят два миллиметра. И хотя это почти на тридцать процентов снижало первоначальную мощность пушки, она оставалась значительно выше, чем у ее предшественницы Ф-32.

Чуть больше трех месяцев потребовалось коллективу, чтобы спроектировать и изготовить опытный образец. Танка, для которого она создавалась, на заводе не было, поэтому ее установили на тот же легкий БТ-7. Начались испытания. Проверка искусственным откатом прошла успешно. Первый выстрел тоже оказался удачным. Анализом баллистики было установлено, что практические результаты соответствуют расчетным. Порадовала кучность стрельбы, довольно высокая скорострельность.

Экипаж БТ-7 хвалил пушку. Она пришлась по душе танкистам: и в обслуживании проста, и расположена удобно, и надежна.

После испытаний на полигоне Ф-34 вернули в цех и разобрали. Каждую деталь обследовали, обмерили, проверяя, нет ли остаточной деформации. Грабин, уверенный в том, что особых изъянов не будет, ушел в конструкторское бюро. И вдруг дверь без стука открылась, вошел взволнованный Ренне, за ним Шишкин. Чувствуя неладное, Василий Гаврилович приподнялся из-за стола:

— Что случилось, Константин Константинович?

— Коренной вал скрутило, — выдохнул Ренне.

— Как скрутило? Почему? — удивился Грабин.

— Сам не пойму. Но скрутило основательно. К дальнейшей эксплуатации вал не годится.

— Может, неверно рассчитали запас прочности?

— Этого быть не может, — сразу же вскинулся Шишкин. — Я сам десятки раз проверял расчеты.

— Так в чем же дело? — Грабин удрученно опустился на стул.

Вот тебе и успешные испытания. Пресловутая ложка дегтя нашлась и на этот раз.

— Расчеты тут ни при чем, — ответил Шишкин и пояснил: — Вал скрутило не при стрельбе, а на марше. Танкисты забыли застопорить подъемник.

— Выходит, случайность?

— Выходит, так.

— А по-моему, — Грабин вздохнул, — виноваты не танкисты, а мы. Надо сконструировать такой вал, который не нуждается в стопоре. Ведь если на испытаниях экипаж забыл о нем, он может допустить такую же оплошность и в боевых условиях.

Шишкин встал.

— Разрешите приступить к работе?

— И немедленно.

Буквально на второй день коренной вал был доработан. Пушку начали собирать, готовя ее к новым испытаниям. Грабин не торопил специалистов. Хотелось, чтобы в дальнейшем никакая мелочь не нарушила работу на полигоне. Но в самый разгар сборки появился Горохов, молча взял Грабина за руку, отвел в сторону:

— Надо, Василий Гаврилович, ускорить испытания и изменить программу. Только что сообщили, что на советско-финляндской границе идут бои. Война! Я говорил с Москвой. Нас просили срочно проверить и доложить возможности пушки в стрельбе по дотам и надолбам.

— Ясно. Завтра же танк будет на полигоне, — твердо заявил Грабин.

— А за наводчика я сяду сам, — решил Горохов, — хочу посмотреть, можно ли вести огонь с ходу.

Железобетонные надолбы, установленные на маршруте движения танка, издали напоминали гигантских ежей, затаившихся на дороге. БТ-7 вышел на огневую позицию, немного постоял, будто раздумывая, стоит ли вступать в единоборство с необычной преградой, и тут прогремел первый выстрел. Снаряд разорвался рядом с надолбой. «Если Горохов промахнулся с дальности 500 метров, боец тем более не попадет, — с тревогой подумал Василий Гаврилович. — Одной мощности мало, нужна еще и высокая точность стрельбы».

Второй снаряд лег у основания надолбы, и когда дым рассеялся, на ее месте осталась небольшая куча обломков. «Вот так и надо работать!» — облегченно вздохнул Грабин. А Горохов, будто услышав его слова, двумя очередными выстрелами разнес еще два препятствия. Путь танку был расчищен.

Удалась стрельба и по дотам. С дистанции 700 и 500 метров Горохов первые же снаряды положил точно в амбразуры. В борьбе с мощными укреплениями это имело особую ценность.

Выполнив первый этап испытаний, Горохов сделал перерыв, давая возможность специалистам осмотреть пушку. Подошел к Грабину, присел рядом:

— Слишком все хорошо складывается. Даже не верится.

— Не торопи события, Василий Иванович.