Земные громы<br />(Повесть)

Чистяков, занимавший должность заместителя командующего артиллерией Советской Армии, был человеком добродушным, но любил при встрече сделать колкое замечание. Говорил вроде бы спокойно, не повышая голоса, а в то же время с подковыркой. Грабину надолго запомнилось, как однажды при встрече Чистяков, бывший еще генералом, спросил заинтересованно, сколько людей у них в конструкторском бюро? Василий Гаврилович назвал цифру.

— Мало, очень мало, — неподдельно огорчился тот.

— А что вы хотели? — не понял Грабин.

— Так ведь дело-то сложное. Хорошую вы создали дивизионную пушку. Но недавно ко мне подошел старшина Рубин. Боевой артиллерист. Вся грудь в наградах. А настроение кислое. Промашка у него вышла. Командир поставил задачу уничтожить огневую точку противника. Расчет выкатил пушку на прямую наводку. Рубин подготовил данные, подал команду. Заряжающий послал снаряд в казенник. А затвор не закрылся.

— Не может быть! — воскликнул Грабин.

— Верно, отказа не было.

— А что же было?

— Грязь налипла на фланец гильзы.

— Значит, следить за боеприпасами надо.

— И я так сказал Рубину. Но он резонно ответил, что в бою не до марафета. Лучше бы, говорит, конструкторы такой механизм создали, чтобы он не боялся ни грязи, ни пыли. Или людей нам выделяли для подготовки боеприпасов. Вот и решил я спросить, нет ли у вас лишних ребят. По одному к каждому орудию…

Посмеялись и разошлись. А зарубка в памяти осталась. Грабину потом говорили, что и со стопорами не все ладно. Если приходится разводить станины в слякотную погоду, не всегда удается быстро застопорить их: отверстия часто не сходятся.

Потому не мог конструктор не переживать даже за эти мелкие упущения. Война предъявила особый счет к нему и к его товарищам. Каждый случай отказа оружия мог обернуться гибелью людей и поражением в бою. Поэтому Грабина не обидели колкие замечания Чистякова. Он был благодарен ему за откровенность и снова приготовился к тяжелому разговору. Но в телефонной трубке раздался раскатистый смех:

— Напугал я вас прошлый раз, Василий Гаврилович! Но сегодня разговор совсем иной. Я только что вернулся из-под Шяуляя и не выдержал, решил позвонить. Замечательную пушку дали вы войскам. Прекрасную. Говорю это от имени всех артиллеристов.

— Простите, Михаил Николаевич, — не выдержал Грабин, — о какой пушке идет речь?

— О ЗИС-три, дорогой Василий Гаврилович! Цены ей нет! Мы вместе с генералом Хлебниковым наблюдали редкостный бой. Расчет одного орудия уничтожил восемь вражеских танков. Представляете? Восемь!

— Как это было, Михаил Николаевич?

— Вот с этого и надо было начинать, — зарокотал Чистяков, — а то сразу: «Ругаться будете». Вы только послушайте, как действовали артиллеристы.

…С середины августа на шяуляйском направлении развернулись тяжелые бои. Противник, пытаясь прорвать нашу оборону, бросил в бой десятки танков. Трудно пришлось не только пехотинцам, но и артиллеристам, которые выдвигали орудия на прямую наводку, чтобы отразить натиск «пантер» и «Фердинандов».

Батарея только что была переброшена под Шяуляй, и по приказу командира полка бойцы принялись оборудовать огневые позиции на картофельном поле неподалеку от шоссейной дороги. Времени на подготовку почти не было, окапывались в спешке, тут же маскировали орудия.

И вдруг тревожный голос наблюдателя: «Танки!»

Вражеские машины, выскочив из-за небольшого леска, открыли огонь по батарее. В ответ загремели выстрелы противотанковых пушек. Но силы были неравные. У противника вдвое больше орудий, к тому же они защищены броней.

Вскоре один гитлеровский танк загорелся. Видимо, снаряд угодил в топливный бак. Но и батарея понесла потери. Сначала одно орудие завалилось набок, левое колесо было разбито. Затем у второго осколком повредило накатник. Ствол отошел в заднее положение и не вернулся назад.

Бой становился все напряженнее. Замолчала третья пушка. Только четвертое орудие оставалось невредимым. Оно стояло чуть в стороне от других, было хорошо замаскировано, поэтому гитлеровцы не успели обнаружить его.

Решив, что батарея уничтожена, вражеские танкисты ринулись вперед. Машины с крестами на бортах безбоязненно вышли на шоссе и начали набирать скорость. Вот тут-то и проявились выдержка и расчетливость артиллерийского командира. Бойцы четвертого орудия умышленно не открывали огня, чтобы не выдать своего расположения. Бить по танкам с большого расстояния было невыгодно. Зато сразу же, как только вражеские машины вышли на шоссе, пушка, стоявшая в нескольких десятках метров, оказалась в весьма выгодном положении: танки один за другим должны были пройти мимо, подставив под выстрелы свои борта. Артиллеристы ждали этого.