Земные громы

Последнее время обязанностью Грабина была доставка почты к поезду. В работе он был пунктуален, никогда не опаздывал, все делал аккуратно. Почтмейстер не раз хвалил его. Чем же он объяснит такое происшествие, какого не было ни разу за всю службу? И как он сможет выполнить партийное поручение? Ведь все знают время отъезда почтовой повозки, всем известно, когда отправляется поезд.

Решил сыграть на своей аккуратности. Первую же партию почты, поступившую из отдела, забраковал: неправильно запакована. Вторую тоже пришлось вернуть: была обнаружена ошибка в квитанции. Потом сам пошел к помощнику почтмейстера, пожаловался — не могу, мол, своевременно выехать. Тот вызвал начальника отдела, сделал ему замечание. Наконец, когда стало уже ясно, что на вокзал не успеть, заторопился, начал подгонять ямщика. А в душе росла тревога: вдруг поезд задержался, что порою случалось. Тогда все усилия пойдут насмарку. Но опасения были напрасными.

— Я служу больше двадцати лет, — испуганно твердил начальник железнодорожного почтового отделения, — но такого, чтобы почта не поспела на поезд, не помню. Вам, молодой человек, придется держать ответ.

Грабин попытался уговорить его принять груз и сохранить до следующего дня, тот в ответ испуганно замахал руками:

— Нет, нет, я жить хочу. Вези свою почту назад.

Вернувшись, Грабин дрожащим голосом доложил помощнику почтмейстера о невероятном происшествии. Тот с минуту стоял безмолвно, будто его ударило громом, потом заспешил с докладом к почтмейстеру. Разговор был долгий, и все время Василий ждал, что вот-вот в контору войдут контрразведчики, чтобы арестовать его. Но, видимо, начальство решило не поднимать шума. Дело не шуточное, а они сами несут ответственность за порядок и дисциплину. Однако почтмейстер все же вызвал Грабина и сухо приказал:

— Напишите объяснение. Пошлем донесение в округ.

По виду почтмейстера было видно, что до контрразведки дело не дойдет. Грабин медленно вышел из конторы, делая вид, что переживает случившееся. А на душе было радостно: задание партии большевиков выполнено.

По пути домой завернул на улицу Красную, прошел мимо карты, вывешенной белогвардейцами. Последнее время он стал чаще заглядывать туда. Разноцветный шнур, чуть не задавивший Советскую Республику, с каждым днем все больше отодвигался от Москвы, скользил по карте вниз. Иногда, правда, он возле какого-то населенного пункта задерживался, но под напором невидимой на карте силы отодвигался еще ниже.

Грабин с гордостью сознавал, что и он стал частичкой той великой силы, которая очищает русскую землю.

История с геометрией

Нить воспоминаний неожиданно оборвалась. И причиной был не резкий поворот машины или громкий звук, а наступившая вдруг тишина. Пушечные выстрелы прекратились, что сразу же насторожило Грабина. Десятки раз он участвовал в испытаниях, и каждый случай, когда пушка замолкала, заставлял сжиматься его сердце. Такие заминки всегда были связаны с отказами или неисправностями, над чем потом приходилось биться месяцами.

Увидев на испытательной площадке людей, столпившихся возле орудия, Грабин тронул водителя за плечо:

— Подъедем к ним.

Пушка стояла в неестественном положении, чуть наклонившись в сторону. Одна станина была погнута и издали напоминала поджатую человеческую ногу.

Поздоровавшись с руководителем испытаний и конструкторами, Василий Гаврилович обошел пушку со всех сторон, внимательно, будто прицеливаясь, осмотрел из-под густых нависших бровей место повреждения.

— Левая станина выдержала, — пояснил ведущий конструктор, — а когда стали стрелять на левых углах поворота…

— У нас такая же штука с дивизионкой вышла, — заговорил Грабин, задумчиво морща лоб. — Проверьте расчеты. Тут геометрия с арифметикой не всегда сходятся.

Наклонившись над предусмотрительно раскрытой папкой, Василий Гаврилович постучал указательным пальцем по колонке цифр:

— Проверьте еще раз прочностные характеристики. Видимо, придется станины усилить. Но вы не волнуйтесь, больших изменений не потребуется.

И все время потом, что бы ни делал Грабин на полигоне, с кем бы ни говорил, мысленно он возвращался в прошлое, в свою молодость, когда впервые познавал азы науки…

Грамматика, арифметика и другие предметы, которые Василий изучал на дому у Кер-Оглы, на общеобразовательных курсах давались легко. Хуже было с геометрией. Ее приходилось брать штурмом, надеясь на память, заучивая наизусть целые теоремы.

Преподавал геометрию старичок желчный и высокомерный. Ошибки учащихся его не огорчали, а радовали. Это был повод для острот и насмешек. Он, не стесняясь, давал обидные прозвища, мог грубо оборвать стоявшего у доски, посадить на место или выгнать с урока.

На этот раз Гафклид, как между собой учащиеся звали занудливого учителя, нарисовал на доске геометрическую фигуру и, заглянув в журнал, пропел:

— Э-э, Грабин. Докажите равенство углов А и С.

Василий начал излагать доказательство, но успел написать лишь несколько уравнений. Гафклид перебил его:

— Э-э, что вы малюете? Что за ерунда? Не знаете, э-э, скажите сразу, не отнимайте время у других.