— Братья и сестры! — взял слово пьяный Димка. — Вы знаете, ни один Новый год не приносил мне такого счастья. Если бы вы знали, как я вам всем благодарен! — он вдруг снял с Деда Мороза шапку и шутливо похлопал по кандауровской лысине. — Эта замечательная лысина должна быть председателем нашего союза, нашей земли! Это мое пожелание на новый год.
Люди вырывали друг у друга микрофон и говорили о добре и справедливости, о любви и счастье, о построении отдельно взятого государства.
Димка вдруг увидел угрюмое и тяжелое лицо Ивгешки, неприятно резанувшее его в разгар веселья. Она ходила меж радостных людей словно бы мучимая физическим недугом. Ей, видимо, было совсем неинтересно, общее настроение не передавалось ей. И это было тем более обидно, что Димка чутьем любви представлял, какой буйной, веселой и легкой она могла бы быть. И еще Димка с удивлением заметил, что Ивгешка не любит и не умеет танцевать, обратил внимание на скованность ее крупного, стройного тела. Он не стал уговаривать ее остаться. А когда она ушла, словно камень упал с груди. Казалось, некий волшебник руководит торжеством: много людей, но просторно; выпито мало, но пьяно; несколько часов танцев, хороводов и забавных конкурсов, но никакой усталости.
Уже перед самым рассветом пошли кататься с горы. Что может быть милее взрослого пьяного катания с горы. Все вместе гуляли до утра и не хотели расставаться.
Димка пришел домой к обеду. Тихо разделся. Ивгешка и Сашенька сидели в центре комнаты и смотрели сериал. Он увидел их родные, сиротливо согбенные спины и прослезился, хотел подойти и обнять их. Но вспомнил надменно нахмуренное лицо Ивгешки, вспомнил, что от него пахнет перебродившей гулянкой, куревом, прошел за занавеску и полетел с головой в завтрашний день, в котором его ждало много дел и свершений.
За зиму отремонтировали еще несколько тракторов и один СК-5 “Нива”. За “откат” Магомедову взяли по долгосрочному кредиту новый комбайн “Ростсельмаш” ACROS 530. Закупили семена ячменя, ржи и пшеницы оренбургских твердых сортов.
Запахали поля первой и третьей бригад. Засеяли все зерновыми.
Димка почти на коленях просил односельчан прекратить арбузный бизнес, дать земле отдохнуть и не приманивать арбузных плодожорок. Но они только ухмылялись и уютно поджимали пальцами рукава.
— Эх вы! — махнул он рукой. — Пси батак!
— Что такое пси батак? — удивился Овик.
— Это по-татарски означает кошачий женский орган. Бабушка так ругалась.
От угара колхозной работы Димка очнулся только в июле. Он возвращался домой, а навстречу ему, в гости к Антонине, шли Ивгешка и Сашенька. Эта малышка смотрела на него затаенно, со смущенной гордостью и ожиданием чего-то. Димку удивил этот взгляд, он улыбнулся, подмигнул и вдруг понял, в чем дело, — на ее голове венок из одуванчиков. Она ждала реакции, восхищения, как все женщины. Димка увидел уже взрослого человека в ней. Поднял и крепко прижал к себе, точно боясь, что ее отнимут.
— Мы с Антониной поварами пойдем, — сказала Ивгешка. — Зарплату получим в долларах.
— Куда? Какими поварами?
— А тут оренбургские и московские кинематографисты приехали. Будут на наших барханах ралли Париж—Дракар снимать.
— Дакар, — поправил Димка.
— Нам без разницы.
— Зачем, Ивгешка? Ведь хватает денег. Ты квартиру сдаешь.
— Это будет еще один плюс в наш бюджет, — вдруг сказала она.
Димку поразило, что Ивгешка заискивала перед ним, почти умоляла.
— У этого плюса много минусов.
— Да уж, какие у вас минусы, мы помолчим.
— Что такое?
— Да ну вас! — она махнула рукой.
— Что еще? — спросил Димка на всякий случай.
— Да развели тут бардак! — Ивгешка глянула на Сашеньку.
— В чем дело, Ивгеш?
— Страм сказать!
— Скажи все же.
— Твои е мае с Овиком живут, как мужик с бабой.
Димка отшатнулся.
— Такого бардака тут еще не было. Их в двадцать четыре часа вышвырнули бы!
— Бадак! — вскрикнула Сашенька и с осуждением посмотрела на отца.
Они уходили вдаль по переулку, напряжение росло и мучительно натягивалось между ними. Димка даже сделал шаг, дернулся и вскинул руку, но что-то не пустило его. Когда они сворачивали на зады, ему показалось, что дочь хотела обернуться, но ее дернули за руку.
Коля радостно махал с крыши, и Димка сделал вид, будто шел по другому делу, но решил завернуть к ним.
— Ни за что бы не поверил, что смогу дом построить! — сиял Коля.
— Вся деревня над вами смеется, — нахмурился Димка. — Поговаривают…
— Что такое?
— Да, блин! Не принято такие большие дома строить! Вы… вы не отопите его зимой.
— Коллега, не ссы, я сюда газовое отопление подведу!
— Коль, я не знаю, беспредел какой-то!
— Митяй, я маму вызвал! — Коля задыхался от волнения. — Сдаст в агентство квартиру и едет сюда жить! Я в кои-то веки правильным сыном себя почувствовал!
Овик курил и поглядывал на Димку исподлобья, будто чувствовал настоящую причину его прихода.
— Да я, блин, такой здоровяк тут стал, аж бороться хочу…