Земные пути

Ист оторопело попятился, не сводя глаз со слизистого чудовища. По скользкому телу чудища пробегала дрожь, вздувались бесформенные бугры, ничуть не напоминающие конечности, медузоподобная плоть существовала самостоятельно, и оттого особенно дико было видеть маленькую человеческую головку, торчащую нелепой бородавкой среди жирных гор тошнотворной плоти. Стёртые черты невыразительного личика с крошечным вздёрнутым носиком и отвисшими губами идиота, водянистые, ничего не выражающие глазки, редкие пучки сероватых, засыпанных перхотью волос, торчащие среди себорейных проплешин. Личико было обращено в сторону Иста, но, казалось, не видело его.

Потом полуразжиженная плоть разом вскипела, наружу вырвалось широкое медное лезвие, прочертило круг, разваливая ядовитый студень, и вновь скрылось в глубине. Лишь тогда Ист понял, что это не Гунгурд превратился в неведомое чудовище, а хозяин мангровой чащобы напал на бессмертного бога и сейчас решается, кто из них выйдет победителем в молчаливой схватке.

Норгайская пистоль в руке Иста грохнула, заряд, хлестко расшвыряв жидкую грязь, ушел в землю. Как всегда, выстрел болезненно отдался во всём организме. Ист, напружинивший магические способности, не был готов к происходящему. А вот кипящая куча слизи вроде бы и не заметила, что рядом творится запретное естественное волхвование. Головёнка монстра продолжала раскачиваться на тонкой шее, удивлённо морща безволосые брови, словно катаблефа удивлялась, какая беспокойная добыча досталась ей на этот раз.

Вновь, расплескав неуязвимую плоть, выметнулись на воздух отточенные жала ассегаев. Один из них, даже не ощутив преграды, срубил крошечную головёнку, и та, не меняя идиотски-меланхолического выражения лица, покатилась по истоптанной грязи. Бесформенное тело дрогнуло, выпустив наружу несколько гибких отростков, один из них нашарил на земле собственную голову, подхватил её и приставил к первому попавшемуся месту на боку. Голова даже не приросла, а просто слилась с телом. Кровоточащий обрубок шеи свисал на сторону, но там, где прежде был лысоватый затылок, уже обозначилась новая шейка, такая же тщедушная, как и первая. Круглые, ничего не выражающие глаза остановились на Исте.

— Ты уходи, — произнесла голова бесцветным, скучным голосом.

Острая медь, сочно всхлипнув, расплескала плоть у самого основания новой шеи, но чудище, не обращая внимания на мгновенно зарастающие раны, продолжало рассматривать Иста, а неживой, лишённый модуляций голос, не прервавшись ни на миг, произносил слова:

— Этот, с железяками, он слишком сильный... Мне его никак не съесть. Он скоро вылезет обратно, поэтому ты уходи. Я бы и тебя съел, но мне мама велела тебя беречь. А я всегда слушаюсь маму. Поэтому ты уходи, пока он не вылез, а то он вылезет и дальше драться станет, а я уже устал его держать.

Ист пятился, стараясь не слышать этого голоса, но всё же слова падали на него одно за другим:

— Ты потом скажешь маме, что я вёл себя хорошо? Мама велела беречь тебя, и я не дал этому толстому тебя зарезать. Только ты не знаешь, куда она ушла? Ты не знаешь, где моя мама?

Ист бежал, не замечая, что под ногами уже не тёмная земля жаркого континента, а неведомые тропы дальних краёв. Скрипучий голосок продолжал звучать в ушах, что-то спрашивать, с тупой назойливостью дурачка.

Так вот что за существо обитало в тропических дебрях! Сразу вспомнился хрип корчащейся Дигди и звонкий хохот Амриты:

«Дигди, расскажи, как это было. Где ты прячешь то, что выродила в последний раз? Ведь оно родилось живым и даже обладает магией. Дигди, скажи, ты кормила это грудью?»

Ист остановился, отёр пот, зло, беспощадно улыбнулся.

— Ты сама велела мне делать так!.. — прошептал он.

На следующую ночь в десятке городов по всему миру вспыхнули пожары. Горели храмы богини любви.

Глава девятая СМЕРТЬ БЕССМЕРТНОГО

Несколько дней Ист ожидал ответного удара, но ничего не происходило. Верные люди — Ист не хотел называть их служителями — всюду, где только можно, толковали о том, что Амрита вовсе не богиня, а злобный демон, родная сестра горбатой Дигди, страшной ведьмы-разлучницы. Амрите приписывались все мыслимые злодейства, а из разграбленных храмов извлекались ложные святыни и демонстрировались хохочущей толпе. Люди с великим удовольствием глумились над вчерашней верой и, лишь оставшись наедине с собой, вытаскивали сохраняемые дома фигурки, сокрушённо просили прощения у любовной богини, принося тайные жертвы, которые имели больше силы, чем любой явный культ.