Он повернулся, прикрывая от солнца глаза ладонью, и пред ним предстал сон, мечта, видение, которого он так долго ждал: одинокий всадник в миле от него. Взмыленная лошадь, попадая в полосы солнечного света и темно-зеленой тени, меняла окрас с черного на серый и обратно. Джон вышел из-за деревьев на широкую дорогу и ожидал курьера в жарких лучах. Он уже знал, что его вызывают, знал, что обязан подчиниться. На секунду ему показалось, что сама смерть с косой за плечом мчится верхом среди деревьев, в кронах которых жужжат пьяные пчелы, а с листьев капают нектар и цветочная пыльца.
Вдруг Джон ощутил внутри тьму, будто темно-зеленая липовая тень отравила его кровь, и гнетущий страх, такой сильный, какого прежде никогда не испытывал. Теперь он впервые понял, почему, когда он шагал вдоль строя насильно загнанных в армию, они шептали ему: «Попросите герцога отпустить нас домой, господин Традескант, попросите его повернуть назад». Сейчас он чувствовал себя таким же рабом, как и они, таким же лишенным мужества.
Всадник постепенно приблизился, и Традескант протянул руку за письмом, точно пытаясь отвести удар ножом. Курьер соскочил с лошади и ослабил подпругу.
— А как вы догадались, что это вам?
— Я ждал весточку с того самого момента, как стало известно, что герцог собирается на Ре, — пояснил Джон.
— Значит, будете единственным добровольцем, — бодро произнес курьер. — Когда матросы услышали, что Бекингем снова намерен плыть на остров, у его дома начались беспорядки. Каждый раз, когда герцог выезжает, его карету забрасывают камнями. Говорят, что этот поход проклят и все корабли попадут в водоворот, ведущий прямо в ад. В тавернах пьют за смерть герцога. В церквях молятся за его гибель.
— Хватит, — грубо оборвал Джон. — Отведи лошадь на конюшню. Не желаю слышать этих злых сплетен о герцоге на его земле от его же собственных слуг.
Всадник пожал плечами и перекинул вожжи через голову коня.
— Я больше ему не слуга. Я возвращаюсь к себе домой.
— У тебя что, есть там работа?
— Нет, но я скорее пойду с протянутой рукой от двери к двери, чем отправлюсь с герцогом на остров Горя. Я не дурак. Представляю, как там будут командовать, как будут платить и какие ужасы будут твориться!
Джон кивнул, однако его лицо ничего не выражало. Он повернулся и побрел через лужайку к озеру. Он шел по прелестной узенькой тропинке к причалу напротив лодочного домика, туда, где Бекингем любил грести летними вечерами, иногда с Кейт на корме, иногда в одиночестве с удочкой. Джон сел на причал и уставился на воду. Желтые нарциссы буйно цвели точно так, как он обещал своему господину. Фонтан, который они планировали вместе, журчал в теплом тихом полуденном воздухе. Кувшинки покачивались на поверхности воды; дыхание ветра проносилось над гладким озером, и их бутоны раскрывались и показывали кремовые и белые лепестки. Утки, выведшие за лето второе потомство, подплыли к Джону, громко крякая в надежде на корм. Традескант держал письмо в руке и разглядывал тяжелую печать на сгибе толстой кремовой бумаги. Какое-то время он просто смотрел и не решался сломать печать, не решался разрушить отпечаток кольца Бекингема. Он грелся на солнышке и думал, а что бы чувствовал, если бы это было письмо от господина, который любит его, от человека, который любит его как равного. Что бы он ощущал, если бы Бекингем был не только его хозяином, но и любовником?
Его сердце подпрыгнуло бы при виде запечатанного послания; он был бы счастлив присоединиться к своему господину; душа его возрадовалась бы любому приказу. Если бы они были любовниками, он бы отправился с герцогом на остров Горя, на этот мрачный остров, на явную смерть, с особой безумной радостью, потому что такая любовь, как у них, всепоглощающая и исступленная, может закончиться только смертью. И в этом финале, в битве бок о бок, в товариществе, было бы нечто эротическое и мощное.
Традескант потер глаза. Нет смысла сидеть, глядеть на воду и мечтать, как влюбленная девица. Наверняка это не любовное послание. Это просто распоряжение, которое он должен исполнить, невзирая на личные обстоятельства. Он сломал печать и развернул письмо.
Традескант прочитал письмо один раз, второй. Он держал в руке свой смертный приговор.