Земные радости

Джейн откинула простыни, выбралась из постели и настежь распахнула окна. Ее ладонь все еще была прижата ко рту, словно она не желала, чтобы малейшая частичка ее дыхания осталась в комнате.

Джей потянулся к жене, но не отважился дотронуться до нее. Страх перед болезнью был таким же сильным, как и его любовь к ней.

— Джейн! Куда ты?

— Мне постелют в новой оранжерее, — ответила она. — А ты будешь оставлять мне еду и воду у дверей. И не приближайся ко мне. Детей держи подальше. Мое грязное постельное белье сжигайте. И у двери зажгите свечи.

Он собрался обнять ее, но она повернула к нему лицо, полное такой ярости, что он отпрянул.

— Отойди от меня! — взвизгнула Джейн. — Ты что, думаешь, я буду рада, если и ты заболеешь? Ты думаешь, я позволю уничтожить наш дом, который мы так долго создавали?

— Нет, — заикаясь, пробормотал Джон. — Но, Джейн, я люблю тебя и хочу обнять…

— Если я выживу, тогда мы неделями будем сжимать друг друга в объятиях, — пообещала она, и лицо ее смягчилось. — Клянусь, Джон. Я люблю тебя. Но если я умираю, то не смей даже притрагиваться ко мне. Ты должен приказать заколотить гроб, даже не взглянув в ту сторону.

Джей в отчаянии помотал головой.

— Я этого не выдержу! Не может быть, чтобы это происходило с нами!

Джейн открыла дверь и позвала служанку.

— Салли, постели мне в оранжерее и отнеси туда всю мою одежду.

— Если я тоже заболею, я приду к тебе, — сказал Джей. — И мы будем снова вместе.

Она повернула к нему решительное лицо.

— Ты не заболеешь. Ты будешь жить, заботиться о малыше Джоне и о Фрэнсис, о деревьях и о саде. Даже если я умру, останется наш сын, носящий твое имя, останутся деревья и сады.

— Джейн…

Это был низкий рев раненого зверя, но она ни на минуту не смягчилась.

— Держи детей от меня подальше, — хрипло велела она. — Если ты меня хоть немного любишь. Держи детей подальше.

Джейн повернулась, собрала в охапку всю одежду, привезенную из города, спустилась в новую оранжерею, легла на походную кровать, разложенную на полу, и посмотрела на маленькое оконце в деревянной стене, через которое лился теплый лунный свет. Ее терзала одна мысль: умрет ли она.

На четвертый день Джейн обнаружила под мышками опухоли. Она уже не помнила, где находится. В середине дня наступило просветление сознания, и, когда муж явился поговорить с ней через дверь, стоя за стеной из горящих свечей, она распорядилась врезать в дверь замок, чтобы в беспамятстве от лихорадки она не смогла выйти на поиски малыша Джона.

На пятый день пришло письмо от ее матери, в котором сообщалось, что один из подмастерьев заболел чумой. Мать просила Джейн сжечь все, что та носила во время поездки и что привезла из города. Они отослали курьера обратно с известием, что предупреждение опоздало и на их входной двери уже красуется белый крест, а стражник у двери следит, чтобы никто не выходил из дома, разнося чуму по Ламбету. Все продукты, овощи и даже новые редкости оставляли для Традескантов на небольшом мостике, что вел от дороги к дому, а они клали деньги в миску с уксусом, где монеты отмывались дочиста. Приходские стражники по закону были обязаны обеспечить полную изоляцию жертв чумы в своих домах, пока те либо умирали, либо доказывали, что чисты. И никто не мог избежать этого указа, даже Традесканты со своим бизнесом и королевскими связями.

Утром на шестой день болезни Джейн не постучала в дверь, чтобы ее отперли. Когда Джей открыл дверь и заглянул внутрь, его жена лежала на постели, волосы разбросаны по подушке, лицо исхудавшее и мертвенно-бледное. Она увидела мужа и попыталась улыбнуться, но губы были все потрескавшиеся и воспаленные от жара.

— Молись за меня, — прошептала она. — И не смей заразиться чумой, Джон. Держи малыша Джона в безопасности. Он все еще здоров?

— Здоров, — подтвердил Джей.

Но он умолчал, что маленький сынишка постоянно плачет и зовет маму.

— А Фрэнсис?

— Никаких признаков.

— А ты и твой отец?

— Вроде никто больше не заразился. Но в Ламбете есть чума. Наш дом не единственный с белым крестом на дверях. Этот год, видимо, будет тяжелым.

— Неужели это я принесла заразу? — с болью в голосе произнесла Джейн. — Я принесла чуму в Ламбет? Она переправилась со мной через реку?

— Чума была здесь еще до того, как ты вернулась, — заверил ее супруг. — Не вини себя. Кто-то болел, но пытался скрыть это. Чума здесь уже несколько недель, однако никто не знал об этом.

— Боже, помоги им, — прошептала Джейн. — Боже, помоги мне. Захорони меня глубоко, Джон. И молись о моей душе.

Следуя порыву, он переступил через свечи. Джейн мгновенно отшатнулась от него в кровати.

— Ты хочешь, чтобы я умерла в отчаянии? — упрекнула она мужа.

Он остановился и шагнул назад, будто перед ним — сама королева.

— Я хочу обнять тебя, — жалобно промолвил он. — Я хочу обнять тебя, Джейн. Хочу прижать тебя к сердцу.

На мгновение ее изможденное заострившееся лицо, освещенное дюжиной золотистых огоньков, стало вдруг мягким и юным, каким было тогда, когда она продавала ему ленты дюйм за дюймом, а он снова и снова изобретал предлоги для визитов.