Земные радости

Джон пожал плечами, упорно придерживаясь версии о своей неосведомленности.

— Помилована на следующий день! — удовлетворенно сообщил слуга. — Вы не пропадете, если король склоняет к вам благосклонное ухо.

— Королю виднее, — заметил Джон, вспомнив о своем ушедшем господине и его совете быть слепым и глухим, когда другие кричат об измене.

— А Рочестер по сравнению с моим хозяином просто дитя, — еще тише продолжал слуга. — Рочестер — старый фаворит, а мой хозяин — новый. И если у Рочестера есть доступ к уху короля, то у моего господина доступ ко всем частям тела. Вы меня понимаете? Ко всем частям тела!

Лицо Джона осталось совершенно неподвижным. Он даже не улыбнулся, услышав этот непристойный намек.

— Мой хозяин самый главный после короля, — тараторил слуга. — Во всей Англии нет никого, кого любили бы больше, чем моего хозяина, Джорджа Вильерса. И он решил, что вы должны работать на него. — Слуга посмотрел на скромный обед Джона. — Он выбрал вас из всех садовников страны!

— Я польщен. Но скорее всего, меня не отпустит лорд Вуттон.

Слуга помахал письмом перед носом Джона.

— Приказ Вильерса. С королевской печатью. Вам надлежит выполнять.

Смирившись с неизбежным, Традескант завернул наполовину недоеденный обед в салфетку.

— И запомните, — наставлял слуга все тем же хвастливым тоном, — то, что герцог думает сегодня, король будет думать завтра, а принц послезавтра. Когда король умрет, наследовать будут герцог и принц. Если вы пристегнете свою тележку к карете моего хозяина, вам гарантировано долгое прекрасное будущее.

— Я уже работал на великого человека. — Джон улыбнулся. — В восхитительных садах.

— Но не на человека такого уровня, — возразил слуга. — Такого человека вы еще не видели.

Джон предполагал, что Элизабет не понравится переезд в Нью-Холл — в дом его светлости в Челмсфорде. И оказался прав. Она яростно сопротивлялась тому, чтобы бросать сад лорда Вуттона и приближаться к опасному блеску королевского двора. Но у маленького семейства не было возможности остаться. Джей поведал отцу об опасениях матери, однако не был удовлетворен их беседой.

— Мама не хочет перевозить хозяйство, не хочет, чтобы ты снова работал на большого человека, — сообщил Джей в свойственной ему робкой, запинающейся манере. — Она мечтает о спокойной жизни, ей нравится здесь.

— А почему она сама не скажет?

— Она не просила меня обсуждать это с тобой, — смутился Джей. — Я подумал, вдруг ты не знаешь. Я пытался помочь.

Джон нежно положил руку на хрупкое плечо сына.

— Я понимаю, чего она боится, но я волен выбирать, где нам жить, не больше, чем твоя мать, — объяснил он. — Господь велел ей следовать за мной, а мне Бог велел слушаться моего господина, который подчиняется королю. Мой господин и мой король, а значит, и Бог велят нам отправляться в Эссекс к герцогу Бекингему. — Традескант пожал плечами. — Вот мы и поедем.

— Я не верю, что Бог велит нам быть рядом с тщеславием и праздностью, — возмутился Джей.

Джон обратил на сына суровый взгляд.

— Ни один человек не ведает, чего хочет Господь. Разве только священник или король. Если король говорит герцогу, а тот говорит лорду Вуттону, что я нужен в Эссексе, то для меня этого достаточно. Все равно что сам Господь наклонился бы с небес и отдал команду. — Традескант помолчал. — И для тебя, сынок, этого должно быть достаточно.

Джей уставился в сторону, не желая встретиться с отцом глазами.

— Да, сэр.

Маленькая семья ожидала увидеть в Нью-Холле что-то необыкновенное. Герцог купил это поместье, чтобы развлекать здесь короля, как и положено королевскому фавориту. Летний дворец Генриха VIII переходил от одного придворного к другому, словно призовая изюминка в пудинге. Ходили слухи, что Бекингем отдал за дворец целое состояние. Теперь он реконструировал здание под руководством Индиго Джонса, [20]задумавшего возвести широченную пологую мраморную лестницу и ворота из благородного камня.

Традесканты прибыли, как прибывал во время своих частых визитов сам король, — по широкой подъездной алле, что полностью огибала здание, выходившее фасадом на квадратную подъездную площадку. С двух сторон от площадки возвышались башенки, между которыми находились огромные деревянные ворота, достаточно широкие и высокие, чтобы пропустить во внутренний двор два экипажа одновременно. Дом был построен из красивого камня, каждый дюйм его покрыт резьбой и орнаментами, как марципановый торт; из стен выступали три этажа эркерных окон. На каждом углу красовались величественные башни с куполами в форме луковиц; над ними на шестах развевались флаги. Во внутреннем дворе была огромная замощенная площадка размером с арену для турниров, с восточной стороны которой располагался большой зал с красивым эркером, нависавшим над четырехугольным двором. С западной стороны стояла часовня, и на колокольне звонил колокол.