Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец

Лейтенант совсем не хромая бежит к трактору. Я лезу в кузов и плюхаюсь на брезент. Не сперли, и торба моя на месте. СТЗ выбирается на шоссе, разгоняется и через пару сотен метров тормозит. На шоссе стоит «эмка», возле нее начальство, не поймешь, в каких чинах. Но большое начальство, маленькому «эмки» не дают.

– Построились, – бросает Костромитин, выпрыгивая из кабины.

Мы с Петровичем, как можем, изображаем строй. Получается не очень. По лицу начальства вижу – не довольно. Лейтенант вытягивается, вскидывает руку к пилотке и начинает доклад.

– Товарищ дивизионный комиссар…

Это же считай почти генерал, нехреновое звание. Для такого звания комиссар, пожалуй, слишком молод. Доклад закончен. Комиссар недовольно морщится.

– Почему оставили позицию?

– Орудие было повреждено в результате минометного обстрела. Дальнейшая стрельба невозможна, нужен заводской ремонт.

Когда мы поспешно убирались с позиции, не до чехла было и дырка в накатнике видна во всей красе. Большое человеческое спасибо немецкому осколку, спас от неприятностей. С заводским ремонтом лейтенант, конечно, приврал, в любой мастерской накатник за пару часов поменяют.

– А это что за чучело?

Чучело это я. В куцем ватнике, яловых командирских сапогах и СВТ на правом плече. Однако чучелом меня уже лет тридцать не называли или еще тридцать лет вперед не назовут. Короче, отвык я от таких названий.

– Я не чучело, товарищ дивизионный комиссар, а инженер. В данный момент – красноармеец.

– Он два танка подбил, – вступается за меня лейтенант.

– Я видел только один.

– Первый был вчера, на переправе через Друть.

– Подбил?

Это вопрос ко мне.

– Так точно, товарищ дивизионный комиссар. Только не один я подбивал, весь расчет работал.

Начальство меняет гнев на милость.

– Молодец! Все вы молодцы. Если каждая наша пушка уничтожит по два немецких танка…

Пошло, поехало, комиссар оказался в своей стихии. Почтительно дослушиваем до конца. Почтительно, так сказать, внимаем.

– От лица командования объявляю вам благодарность!

– Служим трудовому народу!

Нестройно гаркаем мы, простите, не до строевой было. Комиссар жмет нам руки и направляется к своей «эмке».

– Пронесло, – шепчет Костромитин.

– Предписание, – шиплю я.

– Что? – не понимает лейтенант.

– Предписание у него возьми, на переформирование.

Наконец-то дошло.

– Товарищ дивизионный комиссар!

Костромин бросается вслед не успевшему далеко отойти начальству. Догоняет, вытягивается, излагает. Молодец, правильно излагает. Комиссар благосклонно кивает головой, потом достает блокнот и что-то пишет, долго пишет. Наконец, вырывает из блокнота листок и отдает лейтенанту. Тот опять тянется, козыряет, поворачивается кругом и рубит строевым. Артист!

Глава 3

Пушка – оружие коллективное. В этом мы убеждаемся, когда чистим ее ствол. Эту процедуру должен делать весь расчет, а нас только трое. Штатным банником для чистки никто не пользуется, для этого вокруг полно дерева. Выпиливаем чурбак походящего размера, из березы диаметром чуть меньше калибра ствола, обматываем его промасленными тряпками и пропихиваем в ствол. Через казенную часть чурбак проходит легко, а потом…

– И-и-и, раз! И-и-и, два!

А все Костромитин. Не может он, видите ли, в армейский штаб с грязной пушкой соваться. У него дырка в накатнике, точнее у пушки в накатнике, а он ее от грязи отмывает. Она же все равно под брезентом будет, а мы ее надраиваем как перед Парадом Победы. Да хрен бы с ним снаружи, так еще и изнутри. Как будто кто-то в ствол к нему заглядывать будет, точнее в пушечный ствол. Еще бы СТЗ гусеницы помыл. Кстати, был такой генерал, на стоянках заставлял танкистов гусеницы соляркой протирать, а чистоту лично пальчиком проверял. Аккуратист долбаный.

– И-и-и, раз! И-и-и, два!

Подумаешь, штаб армии. Этот штаб вторые сутки без войск сидит, его не сегодня, так завтра расформируют, а мы тут корячимся. Да мы же там на хрен никому не нужны, у штабных сейчас своих забот полные штаны, на кого цыкнут, а кого и чикнут. Целую армию про… потеряли.

– И-и-и, раз! И-и-и, два!

Да когда же он закончится, чертов ствол. Можно подумать, там генералы толпами ходят. А на комиссара я зря окрысился, подумаешь, речугу толкнул минут на десять. Работа у него такая. Это для меня штампы избитые, а лейтенант вроде даже проникся. Мы с пехотинцами у Днепра почти сутки простояли, а даже батальонного их не видели. А комиссар, как стрельба началась, примчался. В двухстах метрах от передовых ячеек находился.

– И-и-и, раз! И-и-и, два!

Наконец мы выбиваем чурбак из ствола. Лейтенант лезет рукой в ствол и находит его недостаточно чистым. Нашелся чистоплюй на мою лысую голову. Все по новой, обматываем чурбак тряпками, запихиваем в ствол.

– И-и-и, раз! И-и-и, два!