Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»

— Нам будет трудно. Особенно на первых порах… Жизнь всего экипажа будет зависеть от того, насколько быстро сориентируемся мы в новой обстановке, войдем в нее, от того, насколько быстро сладим нашу стрельбу, насколько метко будем вести огонь. Боевой корабль, когда его бомбят, может маневрировать, уклоняться. Мы же уклоняться, маневрировать не можем. Зенитчики наземных батарей могут во время бомбежки укрыться в блиндажах, в земле. Нам же укрываться негде и нельзя. Нам укрыться — значит погибнуть.

Стоявший за спиною Мошенского комиссар плавбатареи политрук Середа, плотный, смуглолицый, на полголовы ниже ростом, негромко кашлянул. Раз, другой… Не слишком ли командир плавбатареи сгущает краски? Надо бы говорить бодрее, оптимистичнее. Мошенский слышал покашливание Середы, но не обратил на это внимания. Полмесяца совместной службы — не срок, когда люди узнают привычки и особенности друг друга, когда умеют обходиться без слов.

— Неподвижность нашей батареи, — говорил Мошенский, — с одной стороны, ее недостаток, но, с другой, неподвижность эта дает нам возможность вести прицельный, поражающий огонь, возможность заранее пристрелять высоты и сектора… Мы хорошо вооружены. На таком островке чуть ли не полтора десятка орудийных и пулеметных стволов! Вы все здесь моряки и знаете: редко какой боевой корабль имеет такую плотность зенитных средств… Так я говорю, товарищи?

Строй качнулся, одобрительно загудел. Теплое чувство контакта с подчиненными у Мошенского тотчас же сменилось досадой.

«Нехорошо, Сергей… — сказал себе Мошенский. — Не митинг же. Все оттого, что не имеешь ты опыта работы с такой массой людей. Разве на линкоре в твоем подчинении было столько старшин и краснофлотцев? А командиры, какой пример я им подаю? Я должен быть краток, лаконичен и строг».

— Товарищи! Дело теперь за нами. Будем же железным островом впереди нашего славного Севастополя! Не посрамим чести и достоинства военных моряков Черноморского флота! Я верю в наши силы!

Мошенский умолк. В голове теснилось: «Все ли, что надо, сказал? Так ли, как надо?» Из-под плотно надетой фуражки — все же нашла место — пробилась по виску капля пота…

— У вас что-нибудь есть, товарищ старший политрук? — спросил у Середы.

— Да, — кивнул тот, привычно выступил вперед, подошел к брезентовому борту мостика. Хорошо поставленным, сильным голосом бросил: — Товарищи! Разрешите от вашего имени, от всех нас заверить командование флота, что личный состав плавучей зенитной батареи с возложенными на нее задачами успешно справится. Прошу председателя Государственной приемной комиссии довести нашу решимость и уверенность до командующего флотом вице-адмирала товарища Октябрьского и члена Военного совета дивизионного комиссара товарища Кулакова.

Прозвучало «Вольно!». Предстояло главное — выйти в море и стать на якоря. Сегодня же в «точку» прилетит самолет МБР-2 с конусом на тросе, и по конусу плавбатарея проведет свою первую практическую стрельбу…

Мошенский доложил председателю комиссии о готовности к выходу в море.

— Добро, добро! — прервал его председатель, сухонький, невысокого роста и уже немолодой капитан 1-го ранга. — Давайте команду на выход.

Сказал деловито и буднично, как говорил в своей жизни много раз, и всегда после его короткого приказа начинали работать машины и винты выбрасывали из-под кормы бело-зеленую кипящую воду…

Теперь все было несколько иначе. Подошли два буксира. С них неторопливо завели тросы, закрепили, совсем по-штатски, поговорили с командиром плавбатареи, уточнили курсы движения… (Всех служивших на буксирах моряков недавно переодели в военную форму, и, по сути, военного-то в них только и было, что эта форма.)

Прозвучала хотя и несколько измененная, но все же традиционная флотская команда:

— Плавбатарею к бою и походу приготовить!

Строй распался. Застучали, затопали матросские каблуки, замелькали в люках ловкие фигуры… Места по боевому расписанию заняли без суеты: каждый помнил морское правило — бежать на боевой пост, всегда имея море от себя справа. И от этого дружного, гулкого топота, от бойких докладов с постов о готовности сразу повеяло родным, корабельным. На какое-то время отступило чувство неуверенности, скованности, диктуемое назойливой мыслью: «А все же не корабль…»

Струился, трепетал на ветру Военно-морской флаг. Буксиры, получив команду, дружно впряглись, пустили жирные клубы дыма, двинулись в путь.

Плавбатарея шла мимо рассредоточенных в бухте боевых кораблей, и моряки провожали ее молчанием. Они и представить себе не могли, что этот без собственного хода плавучий зенитный объект выводят в открытое море для боевых действий. Большинство, конечно, решило, что плавбатарею буксируют в одну из бухт. Но даже в этом случае те, кто видел выход плавбатареи, сошлись на одном: трудно будет ребятам…