Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»

— Товарищ Рютин! — обратился к нему лейтенант. — Отойдемте в сторонку… Так… Ответьте, что это вы все время писали? Даже тогда, когда командир давал задачи на сообразительность и быстроту?

Рютин смутился. Невольный румянец медленно заливал его щеки. Пытаясь оправдаться, сказал, что записывал беседу командира, лекцию, так сказать…

— Покажите ваши записи! — потребовал Хигер.

Матрос еще более смутился:

— Зачем? Запись как запись, товарищ лейтенант. Я в следующий раз учту и больше…

— Покажите! Я приказываю!

Рютин медленно протянул тетрадь. Как лейтенант и ожидал, в ней лишь на первой страничке было несколько связанных между собою предложений и схема атаки пикировщика… В середине же тетрадки четким красивым подчерком записана песня.

— Прочтите! Я что-то не разбираю ваш почерк… — приказал Хигер.

— Товарищ лейтенант…

— Никаких «товарищ лейтенант»! Прочтите вслух то, что вами написано на занятиях по тактике зенитных средств!

Рютин молчал. Не знал, куда девать руки… И вдруг решился. Взял протянутую ему тетрадь, обида и отчаяние вспыхнули разом в его глазах.

— Есть, прочесть.

Рядом кто-то остановился, но лейтенант попросил оставить их наедине с Рютиным.

— Я жду, Рютин.

— Есть. Значит, так. Песня, которую поет ансамбль Черноморского флота. Я сам не слышал, но ребята говорят…

Прощались мы. К старинной этажерке
Ты, помню, торопливо подошла
И эту голубую табакерку
С дубовой полки бережно сняла.
Ты мне сказала, опустив ресницы
На влажные глаза, волны синей:
«Возьми ее, в походе пригодится,
Закуришь да и вспомнишь обо мне…»

Рютин вздохнул, умолк, вопросительно глянул на лейтенанта. Тот выжидающе молчал, и нельзя было понять, читать ли дальше. Рютин решил читать:

И вот, когда с жестокой силой
Осатаневший шторм качает моряка,
Напоминает мне всегда о милой
Синеющая дымка табака.
И часто, глядя на колечко дыма,
В который раз мне говорят друзья:
«Скажи-ка, парень, у твоей любимой,
Наверно, вот такие же глаза…»

Все, товарищ лейтенант.

Хитер молчал. Точно не слышал. Смотрел куда-то вдаль и думал о своем. Но не о девушке, не о словах песни, которые, если честно сказать, ему нравились. Они невольно напомнили Семену Хигеру сказочное мирное время…

В курсантском увольнении и он бывал желанным гостем для одной милой девушки. И он сиживал в уютной, чистенькой девичьей комнатке, среди старенькой мебели, кружевных занавесок и ярких вышивок, пил чай с печеньем, вел интересные беседы, с досадой поглядывал на часы-ходики, неумолимо оттикивавшие недолгое время курсантского счастья.

…Прощались мы. К старинной этажерке
Ты, помню, торопливо подошла…

Ишь, слова-то какие.

Вот только прощания с Ней не было. Война. Досрочный выпуск. Назначение на плавбатарею. Горячие дни и ночи строительства. И море. Открытое море. И все вражеские самолеты летят через них. Все через них!

Удивительна память человеческая! Лейтенанту лишь на миг вспомнилось довоенное. Всего на миг, а затем снова пришло настойчивое желание сказать матросу Рютину что-то резкое, сердитое. О нелепости, пагубности и даже преступности его, казалось бы, невинного занятия в то время, когда командир учит зенитчиков, как выстоять и победить в трудном бою с опытным врагом. То, что можно было понять и простить в мирное время, сейчас, в дни войны, в сознании лейтенанта Хигера не укладывалось. Сдержавшись, сказал:

— Ну и что вы после всего этого о себе думаете, а, Рютин?

Что он мог думать? Ответил, что виноват. Больше такое не повторится.

— Не повторится? А я не уверен. Понимаете, не уверен! Вы, наверное, и на моих занятиях стихи и песенки писали. Так? Нет, так, Рютин. А ну-ка скажите мне данные немецкого бомбардировщика Хе-111 к. Я жду.

Со стороны это было похоже на обычный товарищеский разговор двух сверстников. Стоят себе возле прожектора лейтенант и матрос. Беседуют. Если бы не колкие, насмешливые маслины глаз Хигера…

— Хе-111 — немецкий бомбовоз… бомбардировщик, значит. У него два мотора. Бомбовый груз… бомбовый груз… Не помню, товарищ лейтенант. Вчера помнил, а сегодня забыл. Я…

— Я же сказал, песенки писали. Хе-111 к. Скорость 420 километров в час. Двухмоторный. Дальность полета 3000 километров. Бомбовая нагрузка 2000 килограммов. Вооружение: три пулемета. Экипаж: четыре бандита. Вот что я вам говорил. Вот что все знают, а вы не знаете, Рютин.

Слова звучали напористо и хлестко. Лейтенант с трудом подавил гнев.

— Ваше место, Рютин, не возле орудия, а где-нибудь в тылу, на складе. У нас на «Квадрате» такой должности, пожалуй, и нет. При случае я обещаю вам перевод на сухопутье. Мне такие зенитчики не нужны!