Зенитные залпы

Впереди, в окопах — наши пехотинцы. Они хорошо замаскировались, и Аркадий заметил их, когда приблизился почти вплотную. Пехотный командир, низенький плотный капитан в выгоревшей добела гимнастерке, увидев незнакомого бойца, заставил его подойти. Бондаренко рассказал, кто он и куда идет, но капитан был неумолим.

— Нечего зря мишенью торчать!

Отсюда вся местность просматривалась вплоть до Латошинки. Видно было, как на высотке близ переправы зло стреляли пушки. Бондаренко догадывался, что это бьют скорострельные зенитки. «Значит, батарея жива! — обрадованно говорил он. — Доберусь до нее, все равно доберусь».

— Не задерживайте, товарищ капитан. Доберусь!… Капитан махнул рукой:

— Ползи. Но если подстрелят, пеняй на себя… Бондаренко устремился вперед. Еще немного — и он будет у цели. Но вот в воронке увидел фашистов. Они его не заметили. Прижался к земле, щетинившейся полынью, Ждал. Говорил же ему командир: «Зря голову под пули не подставляй». Уметь выждать, перехитрить врага, как он считал, — это искусство бойца. Тут припомнилось ему, как однажды вдвоем с товарищем ходили за «языком». Приблизились незаметно к переднему краю. Влезли в старый окоп. Вблизи появился гитлеровец. Походил взад-вперед и скрылся. Второй прошмыгнул и исчез. И время идет. Весь день просидели в засаде. И только перед сумерками вновь увидели немца. Неужели и этот не попадет в наши руки? Тот отошел от траншей в кустарник. Присел на корточки, смотрит в землю. Набросились на него. Выжидали не напрасно! И сейчас терпеливо ждал случая, чтобы сразить фашистов. Те поднимаются. «Вот и хорошо», — тихо шепчет Аркадий, правый глаз ловит на мушку фрица. Три выстрела — и три фашиста в бурьяне. «Теперь дорога свободна», — оценивает он и ползет дальше. Сердце застучало сильнее. Сейчас он увидит знакомые лица зенитчиков. Но когда до холма оставалось совсем немного, в него начали стрелять. «Убьют, чего доброго, свои», — подумал Аркадий и закричал:

— Я от Ершова!

А ему в ответ:

— Пароль?

— Рыжик!

— Раз Рыжик, тогда иди…

Свалился в окоп.

Невдалеке на земле лежал Михаил Баскаков. Плечо у него было перебинтовано. Лицо бледное. Только глаза блестели.

— Ах, так это связной! Как же ты добрался? — спросил Баскаков.

— Добрался…

Кратковременное затишье скоро прервалось грохотом танковых орудий. С разных сторон, лязгая гусеницами и поднимая пыль, к огневым приближались вражеские танки. Комбат привстал на колени:

— К бою!

Уцелевших пушек было лишь три. И бойцов мало. Их не хватало для обслуживания оставшихся орудий.

— Я тоже пойду в расчет! — объявил связной.

— Бондаренко, давай к нам! — отозвался сержант с забинтованными руками.

Аркадий побежал к орудию.

— Заряжать можешь?

— Могу.

Сержант взобрался в кресло наводчика. Один из танков, разворачиваясь, подставил борт. Один миг — и заполыхал. Удалось поджечь и вторую машину.

Но два других танка на большой скорости устремились к зенитке. Бондаренко прыгнул в нишу, чтобы взять очередные снаряды. В этот момент пуля угодила в прицельное приспособление орудия. Брызнувшие осколки поранили сержанта. Аркадий торопливо снял его с металлического кресла, осторожно уложил на землю в сторонке. Затем бросился к пушке и ударил по танку почти в упор. Машина дернулась и застыла на месте. Другие орудия заставили вражеские танки откатиться. Гитлеровцы притихли. Надолго ли? Прошли считанные минуты, и с правого фланга к холму стали пробираться фашистские автоматчики. А из лощины снова показались черные башни танков. Горстка зенитчиков готовилась к отражению новой атаки.

— За мной, товарищи! — услышал связной сильный голос. Бондаренко оглянулся и увидел комиссара батареи политрука Новолетова, Тот поднялся, когда танки уже были близко. Стрелять могло только одно орудие. Коренастый, широкоплечий политрук шел вперед с грузной связкой гранат в руке. Рядом с комиссаром шагал боец. Кто же это? Без пилотки, с коротко остриженными черными волосами. Аркадий узнал в нем красноармейца Петра Смирнова.

Послышались сильные взрывы. Столбы пыли и пламени взметнулись вверх и все закрыли вокруг. А когда пламя улеглось и осела пыль, к обглоданным огнем танкам добавились еще две сгоревшие машины.

А на правом фланге огневых позиций группа зенитчиков вместе с пехотинцами завязала рукопашный бой с автоматчиками.

— Бей их, гадов, братва! — басовито кричал высокий, кряжистый парень. Бондаренко дружил с ним — уральцем Иваном Толстоуховым. Он задорно пел, лихо плясал чечетку и украинский гопак. И так же лихо дрался. Пять верзил в зеленых мундирах подбежали к окопу, откуда раненый лейтенант Баскаков управлял боем. Толстоухов из-за подбитого танка бросился к командиру батареи.

Глаза Ивана Толстоухова были красные, лицо пылало жаром. Руки крепкой хваткой сжимали ствол карабина. Гитлеровцы не заметили, как вырос перед ними этот крутоплечий разъяренный боец. А его карабин, словно топор лесоруба, ходил по головам.

— Вот вам, гады, переправа! — прокричал Иван, добивая пятого фрица.

— Спасибо, уралец! — произнес Баскаков. Сам, изнемогая от ран, он все еще ободрял бойцов: — Не отдадим врагу города!