После лестницы я оказался все-таки не в сортире, а в зале для приемов, где повсюду висели большие фото Влада Гагачи: принимает фирмачей, поднимает бокал, разрезает ленточку, пестует щенка-бультерьера, вручает кубок славы и т. д. Во всех этих ипостасях он был совершенно чужд моему прошлому, и я клял себя за проклятое любопытство, затянувшее в «Глоб-Футурум». Однако ж не бежать же ж прочь! В конце концов, мне нынче нужны сюжеты для рассказов. Это для романа материал накапливается годами, в рассказе ритм другой. Совсем не обязательно что-то выискивать, но если жизнь тебе подкладывает рассказный материал, стыдно отказываться.
Пройдя дальше по анфиладам, я увидел двух секретарш и нескольких посетителей, сидящих вдоль стены. Открылась главная дверь, и из нее выскочил сам Влад Гагачи, потрясая животом и грудью с принтом супрематизма — известной агиткой Родченко. В этом виде я сразу опознал в нем Володьку Гагачина, с которым лет тридцать назад под вой пурги играл в канасту на утонувшей в снегах литфондовской даче.
— Ну вот, старик, ты и приехал, вот и молоток! — кричал он. — Сейчас я тебе все наше покажу, живое! Обалдеешь, если не зачерствел душой в своем Израиле!
Обнимая и подталкивая пузом, он загонял меня в свой кабинет.
— Может, ты сначала этих господ примешь? — спросил я, показывая на просителей, которые встали при появлении президента.
Он отмахнулся:
— Никаких господ тут нет, это наш актив.
Черт побери, куда я попал, чем тут занимается сомнительный Володька, с которым я якобы играл в канасту, вот этот разлапистый старпер, что проходит вперед, сильно вертя ягодицами, открывая путь в свой огромный кабинет с экранами и кассетниками, со столом александровской эпохи, да вдобавок еще с гарнитуром итальянской кожаной мебели на много тыщ, среди которой озадачивают ящики под дегтярной надписью «лопаты», а?
— Тебе деньги нужны? — спросил он.
— Нет, — сказал я.
— Хочешь, договор с тобой подпишу?
— На что?
— На что хочешь, ну, на инсталляцию?
— Какую еще инсталляцию?
— Выпить хочешь? Вермуту? Коньяку? Шампанского? Давай как когда-то, помнишь, ну, в ГДР-то, набросились у Михеля, а потом на лошадях-то, помнишь, поскакали, попадали, а?
Он захохотал, весь затрясся, видимо с живостью вспоминая какой-то совершенно неведомый мне эпизод, в какой-то там ГДР, что ли.
— А помнишь, Володька, как в канасту играли в Румпельштильциене? — осторожно спросил я. — Помнишь, как ветер там выл, как джаз слушали, ну Хораса-то Силвера, или как его там?
Он диковато на меня глянул, будто вдруг не узнал. Тут в кабинет с поспешностью, словно опаздывают на самолет, вкатили секретарша и члены актива два колесных столика с напитками и закусками. При окружающей роскоши странно было видеть несвежие кусочки булки с твердыми, как сургучные печати, нашлепками икры.
— Лидка, к роялю! — скомандовал шеф, а сам углубился в переговоры сразу по трем телефонам, одновременно делая мне приглашающие жесты: выпивай, мол, закусывай!
Лидка заиграла: «Он мне дорог с давних лет, и его милее нет, московских окон негасимый свет».
Влад Гагачи напялил большую ковбойскую шляпу.
— Пошли!
Выходя из кабинета, я заметил, что актив уже рубает нетронутые бутерброды и Лидка, бросив клавиши, бросается к каталкам, явно опасаясь, что ничего не останется.
Засим началась Головокружительная, как дурная пьянь, экскурсия по владениям Влада Гагачи. Похоже было на то, что за два года экономической свободы его концерн прибрал к рукам всю недвижимость в Кисельномолочном переулке. Мы шли через какие-то дворы, где иногда под навесами возникал скульптурный цех с бюстами последней императорской фамилии, или ремонт старинных кремлевских автомобилей, или пробегал выводок борзых. Потом мы спускались в подвалы, где посреди векового заброса и инфернальной войн вдруг обнаруживался дубильный цех или компьютерная свалка так называемого вычислительного центра, соединенного с туристическим бюро, продающим поездки на Гавайи и в Майами. По дороге мы обрастали спутниками, и вскоре за нами уже тянулась свита, в которой были хорошенькие девушки, похожие, как все нынешние хорошенькие девушки в Москве, на проституток, но не обязательно проститутки, и так называемые «новые русские» с налетом гангстеризма, но не обязательно гангстеры, и вполне совковое, в синих халатах с пятнами, ворье. Все эти люди старались на ходу поговорить с Владом Гагачи, склонить его к принятию каких-то решений, или отговорить от оных, или просто денег попросить.