Речь Путина произвела сильное впечатление. У всех, конечно, было в памяти то, что он сказал американцам сразу после атаки варваров на Нью-Йорк и Вашингтон: «Мы вас поддерживаем». Однако никто, очевидно, не предполагал, что он пойдет так далеко, как он сделал в тот вечер. Я не помню этого дословно, но он говорил о том, что в крутые периоды истории, когда человечеству грозила смертельная опасность, Россия и Америка так или иначе оказывались вместе. Здесь же он напомнил, что два великих освободителя — Александр Второй и Авраам Линкольн — примерно в одно время погибли от рук террористов, что приобретает особое звучание в современном контексте. После завершения бессмысленной холодной войны, продолжил он, мы отказались от противостояния и объявили эру партнерства. Сейчас мы не исключаем того, что партнерство может перейти в дружбу. Россия полна решимости стать неотъемлемой частью цивилизованного мира.
Боже мой, кажется, стоило пройти все, что пришлось пройти, для того, чтобы услышать такое из уст первого человека твоей родины в адрес той страны, что дала тебе приют во время изгнания. Думаю, не ошибусь, сказав, что каждый из присутствующих в этом сверкающем зале подумал в этот момент что-то в этом роде, в своем личном, разумеется, варианте.
Когда прием перевалил кульминацию, гости, немного поддав, разбрелись по залам. Царило приподнятое настроение. Американцы восклицали свое неизменное «инкредибл, инкредибл!», русские обменивались словечками вроде «ну, каково!», «кто бы мог подумать!» и так далее. Словом, чуть ли не новая «встреча на Эльбе».
А Путин между тем уже два с половиной часа стоит, не сходя с одного места, и пожимает руки медлительно продвигающейся очереди гостей, каждый из которых что-то ему говорит, и каждому он что-то отвечает. «Вас, Владимир Владимирович, уже, наверно, ноги не держат», — кто-то тут говорит из лиц свободной профессии. «Пока еще держусь», — отвечает президент.
На обратном пути в вашингтонском трафике я думаю о том, через какие трансформации прошел этот человек. Еще совсем недавно любое упоминание его имени в западной прессе сопровождалось напоминанием о кагэбэшном прошлом. Писали и говорили о том, что он намерен возродить имперские претензии России, построить на месте ельцинского разброда жесткое авторитарное общество. И впрямь первые сроки его власти давали основания думать именно в этом ключе.
Его начинаниям аплодировали темно-красные силы общества, большевики, националисты, мутные евразийцы. Были проведены неуклюжие, плохо продуманные меры по укреплению «вертикали власти». Грубо, швами наружу, было перекроено независимое телевидение НТВ. Прокуратуру науськивали против строптивых «олигархов». Вернули музыку сталинского гимна Советского Союза. Новый текст демонстративно заказали автору старого, ультраприспособленцу СССР. «Непобедимая и легендарная» вновь зашагала под алым стягом страшной пролетарской державы. Есть чему поаплодировать, товарищи!
Вскоре, однако, появились другие симптомы; кажется, рановато радовались товарищи из красно-бурого спектра. Все чаще в лексиконе президента стали мелькать выражения вроде «свободное предпринимательство», «гражданское общество», «демократические свободы», «приверженность конституции». Казалось даже, что он поощряет возникновение либеральной «конструктивной оппозиции». Все эти темы напоминали мне лето 2000 года, когда мы с Б.А.Березовским фантазировали о будущем России. Не раз возникало ощущение, что многие идеи были как бы похищены с нашего стола. А зачем, собственно говоря, надо было их похищать, если можно было просто сотрудничать?
В течение прошедших полутора лет Путин совершил множество путешествий, встретился со всеми ведущими мировыми лидерами и с иными из них подружился. Это, безусловно, колоссально расширило его кругозор как в политическом, так, возможно, и в историко-философском плане. Он осознал, что срединное положение для России означает просто-напросто топтание в маразме, а восточное направление однозначно ведет к катастрофе. Только лишь постоянная и неуклонная вестернизация, сближение с либеральным, просвещенным и сильным миром Запада поможет России обрести достойное историческое место.
Может быть, это покажется странным, но я, как довольно натасканный «инженер человеческих душ», уловил в вашингтонском спиче Путина какие-то личные, явно неотрепетированные модуляции голоса, о чем я и сказал президенту во время нашего двадцатисекундного разговора.
Теперь уже мы, либералы, аплодируем ему: «Браво, Путин!» И тем самым подставляем его под удар. Силы, которые еще недавно казались цементом его «вертикали», выражают очень сильно нахмуренное беспокойство.
Недавно, во время демонстрации так называемых «левых сил» 7 ноября, в «праздничной» толпе было немало призывов отправить Путина в отставку. Не справился.