Зеркала

В моей памяти он, как и Гаафар Халиль, Халиль Заки и Ханан Мустафа, неразрывно связан с нашей старой Аббасией, необъятными просторами ее полей и буйной зеленью садов. Вместе с тем имя его для меня — символ высоких идеалов и несгибаемой воли человека, преодолевающего в упорной борьбе невзгоды и отчаяние. Как и наш друг Сурур Абд аль-Баки, Реда Хаммада — личность выдающаяся. Еще в ту пору, когда мы гоняли футбольный мяч на площадке среди кактусов, он заметно выделялся из всех нас. Это он, один из немногих, смело противостоял Халилю Заки. В начальной школе Реда слыл горячим патриотом. О Сааде Заглуле говорил с большим восторгом, нежели о Хусейне Хигази или Чарли Чаплине. Всем этим он, конечно, был обязан своей семье, выделявшейся в нашем квартале патриотизмом и ученостью. Отец Реды был главным врачом инфекционной больницы, мать — преподавателем, одной из первых женщин, получивших высшее образование. Сестра его училась столь же успешно и была послана в Англию, брат с отличием окончил Юридическую школу.

Однако семья эта стала печально известной и выпавшими на ее долю несчастьями. Мать умерла, когда Реда был еще ребенком. За активную деятельность в партии «Вафд» в первые годы ее существования уволили со службы его отца. Умерла в Англии сестра. В революцию 1919 года погиб его брат. Реда гордился братом и часто вспоминал его. Это страшно злило Халиля Заки.

— Во имя чего погиб этот сумасшедший? — спросил он меня как-то с раздражением.

— Во имя независимости, — ответил я простодушно.

— Можно подумать, что англичане не давали ему житья, — заметил на это Халиль иронически.

Когда я познакомился с Редой, он жил с отцом и старым слугой в их опустевшем доме. Его тяготила унылая обстановка, и сам дом казался ему тюрьмой. Отца он побаивался. После увольнения со службы доктор замкнулся в себе, из дома выходил редко, только когда его приглашали на частную консультацию. Реду он, видимо, хотел воспитать таким человеком, который вознаградил бы его за все утраты. Был с ним весьма строг. Требовал, чтоб сын стал образцом в учебе, поведении, патриотизме. Ни в чем не давал ему поблажки. И Реда вырос безупречно честным, даже аскетом, однако в нем с детства жила потребность в доброте, ласке.

— Расскажи мне о своей матери, — просил он меня, — какие у тебя с ней отношения — любите ли вы друг друга.

Ему нравилась популярная песня, и он часто ее напевал:

Здравствуй, пташка дорогая, мой прими привет…

Голос Реды дрожал, когда он доходил до строк:

Как хотел бы улететь я следом за тобой.
Может, там, в краю далеком, я найду покой.

Однажды отец Реды отругал его за что-то тут же, на улице, в нашем присутствии. Реду это как громом поразило. Он молча ушел в дом. Когда появился снова, никто не заметил в нем перемены. И тут внезапно он весь скорчился, судорожно схватился руками за живот и громко вскрикнул. Повалился на землю у дерева и от невыносимой боли стал грызть его обнаженные корни. В испуге мы столпились вокруг него. Подходили люди, кто-то вызвал машину «скорой помощи». Реду отвезли в госпиталь Каср аль-Айни, где выяснилось, что он выпил карболовой кислоты с намерением отравиться. Его с трудом спасли. Этот случай глубоко потряс меня.

— Как же ты решился на такое? — спросил я его, когда все уже было позади.

— А ты разве не слышал, как он оскорбил меня при всех? — тихо сказал он, печально улыбнувшись.

Отчаянный поступок Реды заставил его отца изменить к нему отношение. И у него вызывали уважение редкие способности сына. Он отлично учился в школе и находил время для активного участия в политической деятельности, терявшей, правда, остроту по мере того, как спадала революционная волна. К моменту достижения нами сознательного возраста кровопролитная революция превратилась уже в святую легенду. Память любого из нас хранила какой-то эпизод или образ погибшего героя, зажигательные лозунги, но не больше. Все мы приняли участие в демонстрации, которая была организована Надиром Бурханом в поддержку Саада Заглула (в то время премьер-министра) в его конституционном конфликте с королем Фуадом[38].

В средней школе Реда Хаммада тесно сблизился с Бадром аз-Зияди на почве общности их политических взглядов. Когда к власти пришло правительство Мухаммеда Махмуда, Бадр сказал:

— Раньше у нас был один враг — англичане.

— И король, — добавил Реда.

— Это одно и то же.

— Согласен!

— А вот теперь появился новый враг…

Когда Бадра аз-Зияди убили в школьном дворе, Реда сильно горевал.

— Бадра нет, а Халиль Заки живет! — с горечью сказал он мне.

— И Мухаммед Махмуд тоже жив! — в тон ему грустно сказал я.