Зеркала

Фамилию менять не стала – приятно, что разные с сестрой. Улетела в Москву, поступив в академию хорового искусства. Оставила в Сибири всё: Алису с ее подругами, Вову с его друзьями. Рыба вырастила ноги, а куда бежать не знает, да бежит. Разрушила стены, оказавшиеся несущими. В Москве другая жизнь. Страшно, но внутренний враг опаснее внешнего: нежный, словно влагалище ангела, оттого коварен. Со станции «Улица имени академика Янгеля» на Речной вокзал добираться утрами долго, но в общежитии неуютно, и приходится снимать. Только денег нет, и даже мать уже отказалась. Всё же перебирается на казенные метры, а там всё, что так старалась забыть. Там всё, с чем боролись Алиса, Вова и Настя:

– Да ладно тебе. Прими, что ты дура, и живи с этим расслабленно, потому что так и есть оно.

Принято. Юля, едва став прозревать, ненавязчиво отворачивается, и топит себя во всём, в чем может. Бог всех прощает, и ее простит. А что?

Юля не приехала на похороны отчима. Вместо этого болтала по телефону с родным отцом, игнорируя происходящее. Делала это лишь потому, что так не делала Алиса. Эх, молодость неосторожная: кровь горячая, сталь холодная.

Вспоминает бывшего мужа, и как вонзала каблуки в его надежды стать человеком, но человеческая воля слаба и отступает перед Сатаной. Зелёные от растворителя пальцы мусолят пакет с желтым порошком. Мир, куда крещенным нельзя. Незримая рука режет стропы, отправляя в свободное падение.

Сидит в компании молодых людей на крокодиловых туфлях. Людей, к которым либо с понятыми, либо с пулей, на которой Бог не напишет «Шутка». Да, с такими не состаришься, но это идеальная компания, чтобы отвлечься. Вино нужно уже начинать вводить сразу шприцом-пятёркой, потому что первый орган, который сдался – желудок.

И только пытаясь не выплюнуть свои органы, Юля поняла, почему мир жестоких людям в среднем намного вкуснее. Стало стыдно, страшно и страшно стыдно. Пыталась вспомнить, когда видела свою семью.

Слепо падает человек. Стало страшно поселиться на улице 8-го марта, где ненависть и страх. Но когда на реках Вавилона вспоминают Иордан, в Иерусалиме звучат песни печали. И пока небо не упало, как на расплавленные камни Брестской крепости, пролитая предками кровь дорогами Иудеи от Пилата Понтийского приводит к разуму.

Человек – животное консервативное. Потому вполне созревшая девушка стоит внутри ребенка даже на семи холмах. Юное солнце щедро разливает в миски, но миски полны отходов и всё льётся за края. Москва рабочая. Москва студенческая. Приезжают и думают, что повидло макнут. Время всё еще Юлю тестирует. Бремя всё еще Юлю нервирует. Соболезнуем:

– Вчерашних дней много, а завтра всегда в единственном экземпляре.

***

2022 год.

Набрала Вове с жалобами, а услышала:

– Сама дула на пепельницу. Всегда выходит так, что соврал именно я. Хотя единственный сказал правду, пытаясь доказать свои ненависть, любовь или безразличие тем, кто ищет не правду, а оправдание своей боли. Зря. Но если всех устраивает, что им изменяют и бьют головой об стену, то я не против. Терпите. Сделал то, что мог. Лгите дальше. Это очень мило.

Вова – суровый лидер, хоть и не такой суровый, как Этери Тутберидзе. Вова – самый престарелый в этом пансионате. Его прокляли видеть мир разным. Вова тоже был женат, тоже на какую-то работу утром не спешил. Вова знал, что делает. Любовь имеет цену, лишь ненависть бесценна. Юля за ночь перемотала всю жизнь. Разозлилась, открыла волшебную коробку с правдой, вывернула туда желудок. Утром Юля уже сидела во «Внуково» с билетом до Новосибирска на руках. Внутри еще покачивался маятник, подсказывавший, что она снова куда-то бежит. Не из собственной ли опять головы? Поборола. Ну, наконец-то. Нужно измениться. Нужно извиниться перед всеми, кому еще рукопожатная. Да и Вова, надо думать, не так уж и обижен…

…Правда входила в душу тяжело, как в мёрзлую землю лопата. Много нового о жизни узнала, приехав домой. Да, именно домой, потому что Москве она лишь нолик. Юле не обидно даже за то, что Вова «отдал» несколько фактов из ее жизни в тексте последней своей повести Алисе, а её саму – Юлю – даже не упомянул. Кольнуло, когда услышала, а затем растаяла.

Война – всего лишь антоним миру во всех итерациях. Но именно прощение – спасение от одиночества. Ребенок добра и свободы. И стоят напротив своего отражения две сестры. Обе по-своему уставшие, растерявшие, да искренние. Абсолютно одинаковые, а оттого истинно прекрасные, как фото Монро и цитаты из Пятой главы. Мир мирил обиду и дурака. Теперь Юле предстоит набить на коже то же самое, чем «замарали» себя все члены клана – «Нет слов для чувств». И в этоу секунду все пути кажутся по-своему верными, коль сошлись в одной доброй точке. Две темноволосые татарки со жгучими глазами. А говорили, что зеркала не удваивают женщин.