Зеркала Борхеса

Звук от произведённого пистолетного выстрела оказался неожиданно громким. Чуткое утреннее эхо тут же подхватило его, старательно и многократно усилило, клонировало – совсем без счёта, и запустило гулять – на все четыре стороны…

А минуты через две-три после того, как эхо окончательно успокоилось и затихло, с северо-восточной стороны донёсся едва слышный звук ответного выстрела. Пушечного – так, по крайней мере, объявил оптимистически-настроенный внутренний голос.

Впрочем, радоваться Алекс не спешил: над морем по-прежнему царил полный штиль, следовательно, ждать скорого прихода парусного судна (семнадцатый-восемнадцатый век, как-никак), не приходилось, а сил, чтобы полноценно грести на звук ответного выстрела, у него – просто-напросто – уже не было.

Вскоре навалилась коварная дневная жара, жажда безжалостно засыпала горло – до самых запёкшихся губ – колючим и раскалённым песком. Алекс, обливаясь противным холодным потом, скорчился на лодочном дне, тщательно прикрывая голову руками и старательно изображая из себя двухмесячный человеческий эмбрион, беззаботно дремлющий в уютной материнской утробе. Скорчился и – неожиданно для самого себя – уснул.

А может, и не уснул, а потерял сознание. Или же умер…

Он проснулся (пришёл в себя, воскрес?), от достаточно сильной боковой качки.

«Слава Богу, ветер…», – едва слышно прошелестел в голове слабый и беспомощный внутренний голос. – «Это, братец, очень-очень хорошо. Просто замечательно и бесподобно… Во-первых, жара обязательно спадёт. Во-вторых, на небе могут появиться дождевые тучи. А тучи – это великолепно! Из них же иногда льётся водичка. Вода… Стоп! Что это такое – под ладонью правой руки? Это же, это же… Простыня!».

Алекс открыл глаза и торопливо поднёс к ним кулак правой руки – вместе с крепко-зажатым в нём куском светло-серой льняной ткани.

– Так его и растак, да с тройным перехлёстом в печень кальмарову, – вырвалось непроизвольно.

– Амадей, немедленно прекратите так грязно и неприлично выражаться! – весело возмутился звонкий, смутно-знакомый женский голос. – Вы же, всё-таки, не боцман с затрапезного пиратского брига, а, наоборот, благородный странствующий идальго. Бескорыстный и наивный искатель приключений, так сказать…

– Аннабель, это ты? – внимательно всматриваясь в девушку, стоявшую возле его кровати (то есть, возле корабельной койки), удивился Алекс. – Мне это, часом, не снится?

«Она самая», – не дожидаясь ответа, настойчиво зашептал искренне-обрадованный внутренний голос. – «Никаких сомнений. Рыжие задорные кудряшки, шальные зелёные глаза, смешливые ямочки на смуглых щеках. Только одета на этот раз поскромнее: не в мужской шкиперский наряд, а в обыкновенное женское платье. Уточняю, в нарядное и сильно-декольтированное платье, что немаловажно… Это, что же, братец, получается? Оказывается, что в Стране Грёз сны могут пересекаться между собой? В том плане, что могут быть «наполнены» одними и теми же персонажами? Интересное такое кино…».

– Не снится, – приветливо улыбнулась Аннабель. – Рада видеть тебя, доблестный кабальеро Диего Амадей Буэнвентура-и-Гарсия. Хорошо выглядишь, – смешливо прыснула. – В том плане, что будешь хорошо выглядеть, если тебя, обормота беспокойного, хорошенько подлечить, старательно отмыть, вволю накормить-напоить и приодеть в приличную одёжку.

– А как ты здесь оказалась? – принялся бестолково сыпать вопросами Алекс. – Одна? А где дон Борхео, капитан Зорго и дожденосная птица Шань-янь? Мы сейчас находимся на борту «Короля»? А где конкретно находимся? В каком конкретном море? И, вообще…, – потерянно замолчал, а потом, вздохнув, добавил: – И, вообще, я ничего не понимаю. Ну, из знаменитой и нетленной серии, мол: – «Что? Где? Когда?». Совершенно ничего…

– Бедненький, – сочувственно покачала головой девушка.

«Заметь, братец, сочувственно!», – не преминул прокомментировать наблюдательный внутренний голос. – «Безо всякого ехидства и язвительности. И это навевает… э-э-э, определённые надежды. Надежды – на что? На то самое, о чём ты, бродяга мечтательный, и подумал…».