Зеркала и лабиринты

– Я ощутил, как у меня ноги подкосились, сердце забило барабанную дробь, дыхание перехватило. Когда между нами осталось пространство в один тамбур, Фэйд, едва улыбнувшись, подскочил ко мне, схватил за рукава и со всей силы потянул за собой. На какую-то долю секунды я допустил, что он явился убить меня! Но в следующий миг послышался скрежет металла, столь оглушительный, что все пассажиры схватились бы за уши, если бы они имели на то возможность. Падая с полок, люди, подобно тряпичные куклы, летали по салону вагона, некоторые выбивали своими телами оконные стёкла и исчезали в воде, которая вперемешку со льдом, стремительно, стала заполнять пространство внутри вагона.

Вагон начал деформироваться, людей прижимало металлом, рвало и надрывало, к счастью, это было последнее, что я видел. Фэйд вытащил меня наружу. Мы оказались в ледяной воде, но свободные от деформирующейся тюрьмы еще недавно комфортного вагона.

Когда же спасатели прибыли, они подняли из воды больше трёх дюжин трупов, я же подхватил воспаление лёгких и моя рука, понятия не имею как, оказалась сломана. Я был доставлен в больницу, где мне оказали помощь, но очень скоро я был отправлен на лечение домой, так как состояние моё не тянуло и на среднюю степень тяжести.

Все, все кого я знал, а также местные репортёришки, все расспрашивали меня о случившемся и о том, как я выжил.

– Вы рассказывали им о том, кто спас вас за мгновение до крушения поезда в озеро? – мне казалось интересным услышать о том, как друзья и близкие Селака могли отреагировать, если бы он вновь принялся рассказывать им о чудесном бегстве от смерти с помощью таинственного незнакомца.

– Иди к чёрту, парень! – Фрэйн махнул рукой в мою сторону, но я уже понимал, что это он сделал в сердцах, и вовсе не для того, чтобы оскорбить меня, так мужчина просто разряжал напряжение в своих же мыслях. – Я никому больше не рассказывал! Я понимал, что теперь меня бы точно сочли за психа, и если бы в психушку не упекли, то «ярлык» бы навесили, до конца моих дней. Я ограничился выдуманной историей о том, что я шёл в туалет, когда всё случилось, и мне чудом удалось спастись. Однако самому себе я уже не мог лгать, и ночами, пытаясь уснуть, в голове я прокручивал эти события. Имя Фэйд уже не покидало меня, настигая даже в моих сновидениях. Когда же мне случалось пробуждаться посреди ночи, в темноте своей одинокой квартиры я видел веснушчатое лицо мальчишки, беззвучно улыбающегося мне нерегулярным рядом еще молочных зубов, постоянные ему обрести не дано…

Селак замолчал, глядя перед собой, он похлопал по карманам своих неряшливых брюк и извлёк полупустую пачку сигарет. Секунду спустя в его руке уже дымилась сигарета, вдыхая табачный дым, мужчина заметно расслабился, на его лицо вернулось прежнее выражение, когда он посмотрел на меня и сказал:

– Спустя два года после того события, я был пассажиром международного рейса, когда мы встретились вновь…

Инцидент 3

– Самолёт был совсем не тем здоровенным Боингом, к которым все уже успели привыкнуть в наши дни, – вспоминая самолёт, на котором Селак столкнулся с Фэйдом в следующий раз, мужчина воздал очи горе, то есть к потолку лестничной клетки, как если бы сквозь бесконечно-толстые слои бетонных конструкций он мог увидеть звёздное небо, в котором даже сейчас медленно плыли пассажирские суда, неся тысячи судеб в тесно переплетённых жизненных пространствах. – То был старый, совершенно не большой, винтокрылый самолёт с количеством пассажирских мест не больше пятидесяти, из которых заняты в тот день были в лучшем случае одна треть. В нашей стране, парень, путешествие авиатранспортом в те годы было роскошью, и, если бы не обстоятельства, я бы себе такого не позволил.

– Обстоятельства? – я решил уточнить, полагая, что в истории Селака едва ли не каждая деталь может оказаться ценной информацией в моём расследовании, а кроме того, мне становилось ужасно любопытно узнать побольше про это причудливое «дитя человеческое», украшающее наш вид экстравагантностью своей жизни.

– Обстоятельства, парень, – повторив это слово, Селак улыбнулся, и на этот раз его, столь непритязательное, лицо наполнилось теплом доброй, если не сказать нежной. Дилия, так звали девушку, с которой я познакомился на одной из ежегодных конференций преподавателей. Я терпеть не мог все эти мероприятия, особенно из-за их добровольно-принудительного характера, но когда эта чаровница улыбнулась мне рядком белоснежных зубок в обрамлении их ослепительно-отшлифованных, хромированных брекетов, моё сердце ёкнуло! И знаешь, парень, с того дня я словно встал на путь исцеления! Мои думы вновь прояснились, кошмары отступили, и «солнце» проглянуло через скисшиеся «тучи ненастья».

Для меня стало сюрпризом, что этот человек, успевший в своём рассказе неоднократно продемонстрировать своё отношение к столь широко почитаемым институтам общественного умиления, теперь буквально расцвёл при упоминании некой женщины из своего прошлого.