Читаем Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ) полностью

На подготовку второй ушло чуть больше времени. Порывшись в библиотеке, гриффиндорцы выискали простенькое заклинание, немного его модифицировали и наложили на статуи рыцарей, стороживших многочисленные двери Хогвартса. Стоило Малфою показаться, статуи сразу же приходили в движение. Кто–то норовил ударить кулаком по голове, кто–то – по спине, кто – чуть пониже, по более мягкому и упругому месту, кто–то ставил подножку, а кто норовил схватить за шиворот и потрясти. Предвосхитить момент было сложно и очень редко получалось.

Лили в своё время на себе испытала действие этих, с первого взгляда, нехитрых затей. Она лучше других знала, как выматывает постоянное напряжение, поэтому порой была почти готова посочувствовать несчастному слизеринцу. Булавочные уколы, если их много, способны повалить и слона.

Смех – страшное оружие, разящее наповал. Очень сложно скакать горным козлом над грудой металла и оставаться при этом заносчивым и высокомерным «Принцем».

– Моя мама как–то на курорте познакомилась с одной русской. Забавная такая тетка–маггла. Щекастая толстуха с во–от таким шнобелем над во–от таким подбородком. Знаете, одно её изречение чертовски подходит нашему белобрысому «бла–а–родному прынсу», – хохотал Джеймс. – «Под самым шикарным павлиньим хвостом скрывается самая обычная куриная задница. Поэтому меньше пафоса, господа».

На третьем этаже висела картина с изображением тринадцати ведьм, летящих на шабаш. Непонятно, то ли Сириус наложил на них заклятие, то ли просто умел хорошо договариваться, но ведьмы взяли привычку, едва завидев Люциуса Малфоя позже десяти вечера, выкрикивать непристойные предложения, изображать роковую страсть, сопровождая сие непотребство обнажением ног, грудей и прочих женских прелестей. Изображения на соседних картинах при этом начинали громогласно возмущаться падением нравов и распущенностью. Каждый раз поднимался жуткий гвалт, привлекающий весь преподавательский состав Хогвартса.

Мародеры радостно потирали руки, подсчитывая количество сорванных любовных свиданий «бла–а–родного прынса».

***

Авторские права на «Идею Ква» бесспорно принадлежали Питеру Петтигрю. Он нашел в библиотеке простенький рецепт зелья, изобретённого ещё триста лет назад, да так и пылившегося с тех пор за ненадобностью. Сложно представить, что какому–то колдуну, находящемуся в здравом уме и в трезвой памяти, могло понадобиться это воспроизводить.

Зелье было совсем простенькое, впрочем, как и его действие. Принявший его начинал громогласно квакать. Причем строго до тех пор, пока сидел за обеденным столом. Во всех остальных случаях, кроме трапезы, дар человеческой речи возвращался к несчастному.

Люциус, вальяжно прошествовав к столу, небрежно оперся тонкими перстами о столешницу и мелкими глотками выпил тыквенный сок, в который Нарцисса предварительно вылила приготовленное Лили зелье.

Повернувшись к Яксли, Малфой хотел тому что–то сказать.

И над четырьмя Хогвартскими столами разнеслось громогласное «Ква–а–а!»

Безостановочно. Снова и снова.

Малфой попытался зажать рот руками, но звуки вылетали из рта словно сами собой, вне зависимости от его воли.

– Ква! Ква! Ква–а–а–а!

От смеха покатывались все. Даже друзья и поклонницы Слизеринского Принца. У Беллы Блэк, обычно весьма сдержанной в проявлении положительных эмоций, на глаза от хохота слезы навернулись.

Как только Малфой вскочил из–за стола, кваканье прекратилось. Обведя зал взглядом, не обещающим насмешникам ничего хорошего, блондин медленно и очень осторожно опустился на скамью.

– Ква! Ква! Ква–а–а–а!

– Что происходит?! – махал руками на своих подопечных профессор Слагхорн. – Господин Малфой, вы с ума сошли? Что за нелепые шутки?

Люциус, успевший вновь подняться на ноги, перестал квакать.

– Простите, сэр. Впредь постараюсь шутить иначе.

– Очень обяжете! Да что ж вы стоите? Садитесь уже!

Хогвартс притих, набирая в легкие побольше воздуха.

Высокий, красивый, разъяренный Малфой возвышался над всеми, словно Титаник над рыбачьими лодками.

Черты Люциуса заострились. Он затравленно озирался. Когда же медленно–медленно осторожно присел на краешек скамьи…

– Ква! Ква–ква! Ква–ква–ква–ква–а–а!

Стены Хогвартса содрогнулись – подростки захлебывались от хохота.

Не вовремя подоспела МакГонагалл, с гневным подозрением взирая на своих подопечных.

– Кто–нибудь объяснит мне, что здесь происходит?!

– Господин Малфой публично демонстрирует свой уровень ЖАБА, – сверкнул ровными, как жемчуг, зубами Сириус.

Резко поднявшись, Малфой понесся к двери. МакГонагалл устремилась за ним вдогонку, похожая на коршуна, севшего несчастной добыче на хвост.

На ходу она пообещала гриффиндорцам:

– Я ещё с вами разберусь!

Лили перехватила взгляд Северуса. Он тоже смеялся. В своей особой манере, не разжимая губ.

– Что же делать?! МакГонагалл ведь догадается, чьих это рук дело, – хныкал Питер, пока они поднимались в гриффиндорскую гостиную.

– Конечно, догадается. Дурой никогда ж не слыла, – насмешливо фыркнул Сириус.

– Нас накажут! Нас вызовут к Дамблдору!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Лучшие речи
Лучшие речи

Анатолий Федорович Кони (1844–1927) – доктор уголовного права, знаменитый судебный оратор, видный государственный и общественный деятель, одна из крупнейших фигур юриспруденции Российской империи. Начинал свою карьеру как прокурор, а впоследствии стал известным своей неподкупной честностью судьей. Кони занимался и литературной деятельностью – он известен как автор мемуаров о великих людях своего времени.В этот сборник вошли не только лучшие речи А. Кони на посту обвинителя, но и знаменитые напутствия присяжным и кассационные заключения уже в бытность судьей. Книга будет интересна не только юристам и студентам, изучающим юриспруденцию, но и самому широкому кругу читателей – ведь представленные в ней дела и сейчас читаются, как увлекательные документальные детективы.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Анатолий Федорович Кони , Анатолий Фёдорович Кони

Юриспруденция / Прочее / Классическая литература