Зеркала Рая (СИ)

И повернувшись ко мне спиной, направилась к лифту. Я потерял пожалуй несколько секунд, заглядевшись на плавное покачивание ее затянутых в короткую юбку ягодиц и бедер, переходящих в стройные лодыжки и силуминовые шпильки, пока не пришел в себя и не устремился ей вслед. В лифте, несмотря на его размеры, она стояла рядом, прямо передо мной и улыбаясь, смотрела на меня веселым, непринужденным взглядом, снизу вверх. Мне показалось она выше ростом, пока она не подошла к мне вплотную. Она была так близко, что я смог рассмотреть рыжие крапинки на радужке ее насмешливых, голубых глаз и почувствовать, несмотря на понимание оверлея, горьковато - терпкий запах ее духов. Такого не увидишь и не почувствуешь даже в самом лучшем голофильме и я по настоящему пожалел что Энджи Уорли, давним - давно нет в живых.

Лифт приехал. Створки открылись, очевидно, прямо в офис Роже, кто бы это не был. Уорли отступила давая мне пройти. Кабинет Роже произвел на меня двойственное впечатление. Он был больше похож на диспетчерскую космопорта или рубку космического рейдера. Полусферическое панорамное окно на все помещение, с видом на Юпитер и причальный терминал, возле которого сейчас висел белоснежный, пассажирский лайнер Лунных линий "Америкэн спайс лайн", окруженный сейчас светящимся роем космоботов, обслуживающих и профилактических служб космопорта. Несколько голоэкранов передающих какие то сводки, небрежно расставленный по кабинету, скупой набор недорогой мебели, как будто с распродажи "Марта", зеленый ковер и пара кожаных кресел возле, единственной, по настоящему дорогой вещи, карликового дерева "бонсаи", освещенного рассеянным светом, в стеклянной колонне. Настоящего дерева, не нарисованного аурелом. Из реальности оверлея здесь не было ничего, кроме Эванджелин Уорли. Которая, непринужденно расположилась в одном из кресел, по прежнему насмешливо глядя на меня, закурила сигарету, в длинном мундштуке, пуская дым к потолку. Хозяин кабинета, широко расставив ноги, стоял у панорамного окна, наблюдая за суетой космических светлячков рядом с тушей лайнера и пил кофе. Настоящий кофе, запах я чувствовал даже отсюда, пинта которого, наверняка стоит месячной зарплаты всего нашего отдела.

- Правда красиво? - спросил Гальяр не оборачиваясь

- Простите? - не понял я, о чем он. О виде на Юпитер и лайнер "Америкэн спайс"?

- Она не может не понравиться, наша Эванджелин Уорли, - хозяин кабинета, наконец, повернулся ко мне. И я увидел, как мне показалось, достаточно молодого человека, с усталым, открытым, располагающим лицом и умными глазами, в свободном костюме, не мундире. И почему то босиком. Не знаю, чего я ожидал, но видимо подсознательного образа, некоего бездушного хищника от корпорации, навеянного мне общением с Питером Дааном. Поэтому задержался с ответом, - вы знаете, что Лунная ассоциация геев, признала ее красивейшей женщиной 21 столетия? Какая горькая ирония, не находите?

Я посмотрел на образ Уорли. Она по - прежнему сидела в кресле, но смотрела теперь не на меня, а на клубы дыма, поднимающиеся наверх и тающие в рассеянном свете.

- Почему горькая? - ожидаемо спросил я, принимая правила игры хозяина.

- Дело в том, что в семье Бенджамина Уорли и Симоны Готье из Веллингтона, Новая Зелландия, родилось три мальчика и не одной девочки. И Эванджелин Уорли, в девичестве звали Реем Ангелом Уорли. У семьи к сожалению, не оказалось денег, оплатить дорогостоящую операцию по смене пола ребенку еще в утробе матери, предписанной перинотальным центром, после предродовой генетической диагностики. И Эванджелин до девяти лет, ходила в платицах, по сути оставаясь мальчиком. Потом семье Уорли повезло с грантом от "Фонда Паланика Рейнбоу", операцией и переездом в Нью - Дели, и мы в конце концов, получили самую сексапильную звезду прошлого века. Подозреваю, что именно эти первые 9 лет, в статусе мальчика, и сделали из нее эту звезду. Помните как инь и янь? Осознание мужского и женского начал в одном человеке. Уорли слишком хорошо понимала мужчин, оставаясь женщиной. Что вам не нравиться? Надеюсь вы не гомофоб? Это сейчас конечно модно, но я придерживаюсь старой политики "широких" взглядов. Эти сексуальные контрреволюции не по мне. Возврат к старому, доброму институту евангельского брака кажется мне самым большим ханжеством и лицемерием, со времен Понтия Пилата.