Когда люди были маленькими и жили, копаясь в земле и страшась ночных шорохов, они придумали себе богов – или боги явили себя людям как основу из основ, причину и следствие, отражение самой природы и ее древних законов, которым подвластна и жизнь, и смерть. Те боги не были жестоки, хотя сейчас кажутся именно такими: так жесток лес и речной омут, так жестоки ледники на вершинах гор и глубины морские, так жестока стихия лесного пожара, и февральский голод, и засуха, сжирающая посевы, и полуденный зной, и лед, и ветер.
Это было такое время, когда мир был полон клыков и когтей, и ночной тьмы, и отблесков костров, рядом с которыми жались друг к другу люди, слабые, как слепые котята. Но род человеческий креп и рос, и на смену камням и палкам однажды пришло железо, и крепкие стены из бревен отгородили костры от леса и от зимы. Человек начал брать, а не спрашивать, но он всегда помнил слова благодарности.
Так появились ритуалы – из способов договариваться, просить и благодарить ту Силу, которой подвластны ветер и тьма, огонь и течение рек.
Человек поднялся на ноги и осмотрелся, но не успел задрать нос – где-то на юге, на берегу теплого моря, которое не привыкло быть злым, появились белые ладьи, а на ладьях были создания, от которых шел Свет. Они говорили на певучем языке и называли себя разными именами, множеством имен, одно из которых было – eldar или эльфы, как стало привычно потом. Кто они и откуда пришли – тогда никто не знал, но их паруса не успели просохнуть, как началась новая эпоха.
У эльфов была своя магия, а еще у них были книги и знания, как строить каменные дома, защищенные от огня и гнили, как сделать сталь прочнее, как создавать стекло – тонкое, чистое, как делать его разноцветным и складывать в узоры, как разводить костер одним взглядом и как останавливать кровь и кашель.
Эльфы готовы были делиться и научить, как старший брат учит младшего тому, что знает сам. Их белокосые девы перебирали тонкими пальцами струны и пели, и люди шли на эти голоса, как раньше шли за болотными огоньками – в топь, к острым клыкам и когтям.
У эльфов не было ни клыков, ни когтей, они казались почти богами – ласковыми и милосердными, но за мягкостью слов и терпением старших братьев таилось коварство. Люди поняли это поздно, уже после того, как из-за белых стен Каэрии, возведенных людскими руками, к северу, к востоку и к западу шли отряды в сиянии ослепительного света, чтобы мир, куда эльфы пришли как гости, признал в них новых хозяев.
Были они жестоки? Не больше, чем жестока лоза, обвивающая дерево, чтобы расти и жить. Они не принесли ни новых богов, ни новых чудовищ, но сами становились чудовищами, стоило людям восстать против них. Старшие братья хмурились и наказывали младших, как хозяин наказывает пса, который вздумал рычать на него, – со всей строгостью и милосердием. Людские вожди, короли крошечных государств, которые тогда едва проклюнулись на этой земле, один за другим сдавались, и эльфы шли к западу – север уже принадлежал им, а с востока мешали горы.
Но и за горы потом пролегли их дороги.
Рабство стало платой за искусство строить дороги и стены из камня, в обмен на умение врачевать и жалкие крохи знаний об иной магии, о Силе, которой не нужны ритуалы и жертвы. Рабство не было тягостным, и тех, кто сам сдавался доброй воле захватчика, ждала сытая жизнь. Рабство длилось недолго – для эльфов, но слишком долго – для людей, и тот, кто принимал из рук Вечного Господина ритуальную чашу в знак смирения и благодарности, старался забыть, что прадед его прадеда мог пасть от руки, эту чашу дающей.
Годы стекались в века, века впадали в тысячелетия, и океан времени был спокоен, пока не появились Двенадцать.
Никто не знал, что свело их вместе, таких разных, и почему они называли друг друга братьями – и сестру свою звали сестрой. Слухи о них появились вместе со слухами о темных ладьях, ударившихся о самый западный берег, но была здесь какая-то связь – тоже никто не знает. Одни говорили, что Двенадцать были людьми, которым Древние боги даровали силы, чтобы спасти этот мир от вторжения. Другие – что это сами Древние обрели плоть и кровь, а вместе с плотью и кровью обрели человечность. Третьи потом сказали и были, возможно, правы, что Двенадцать пришли из-за Грани миров, и все они – Странники, обреченные на безвременье и неприкаянность, ибо за прегрешения свои не могут они обрести дом ни в одном из миров.
Но кем бы ни были эти Двенадцать, они принесли людям свет знаний – не жалкие отблески чужого сияния, а истинный свет.
За это они стали Богами.
Легенды имеют свойство впитывать ложь, и эти новые Боги, когда-то жившие среди нас, превратились в кусочки историй о сотворении мира, о прошлых эпохах, о любви и о смерти, о том, как вести себя нужно и как не нужно, о прощении и милосердии, о жестокости и тщеславии, о людях и о нелюдях. Одни истории правдивы, другие – правдивы на треть, иные лгут до последнего слова – и лишь оно сохранило истину. Память людей короче их жизней и столь же хрупка, как листы старых книг.