Зеркала времени (СИ)

— Конечно не конец! Это начало.

— «Начало было так далеко, так робок первый интерес»…

— Ложись спать. Завтра тяжёлый день.

— А ты?

— И я сейчас лягу.

— Но спать мы не будем…

— Почему это?

Он не ответил. Улыбнувшись, он подал мне руку. А потом обнял. Крепко-крепко. Казалось он хотел вложить в это объятие всю глубину своих чувств, все страхи и сомнения. Очень зря. Я итак все знала.

— Не бросай меня пожалуйста, — столько мольбы и безысходности было в его голосе, что я, инстинктивно, начала жаться к нему ещё сильнее.

— Не брошу.

— Обещаешь? — васильковые глаза полные детской надежды.

— Обещаю.

— Тогда я ничего не боюсь и готов ко всему…

Ох, знал бы он, что есть вещи, к которым просто нельзя подготовиться…

Комментарий к Глава 11. «Поезд на Кишинёв»

Неумолимо приближается финал. Финал советской эпохи и героев в советской эпохе. Очень надеюсь, что у меня хватит сил и фантазии описать Наше время. Но это будет уже потом.

Спасибо тем, кто со мной)

========== Послесловие ==========

Он выл как раненый зверь. Не фигурально, не литературно. Натурально. Выл. Выл, разбивая кулаки о бетонные стены. Выл, мечась по комнате. На секунду успокаивался. Тяжело дыша, валился на пол. Вздрагивал от рыданий. Потом садился, обхватывая колени руками, и смотрел в одну точку, раскачиваясь в унисон своим рыданиям и внутреннему камертону. Я садилась рядом и гладила его по голове. Он успокаивался, обессилено клал мне голову на плечо. Я перебирала россыпь русых волос и что-то шептала. Он обнимал меня. Потом отталкивал. Со всей злостью бессилия. Целовал руки, просил прощения. И вновь метался как раненый зверь.

— Я не могу! Я не хочу! Не хочу видеть, как разрываются сердца родителей от горя. Не хочу видеть, как меня оплакивают мои друзья. Я слабый. Я не могу!

И он снова валился на пол и рыдал в голос. Я не могла найти слов, чтобы успокоить его. Чтобы облегчить эту боль. Всепоглощающую тоску. Это был не просто банальный «выход из зоны комфорта». Это был выход из жизни. И духовный и физический. Там, сейчас в кишинёвской больнице, лежало тело, оболочка. Созданная по образу и подобию со стопроцентной схожестью. Тождественная. Похожая на него. Оболочку оплакивали друзья, родители, коллеги. Оплакивали авансом, ибо врачи боролись, но были бессильны.

— Всё! — обречено выдохнул он и спиной съехал по стене, — Я умер…

На экране над его головой врачи отключили его тело от аппарата искусственной вентиляции легких. Это был конец. Конец эпохи. На часах было 17.54. На календаре 23 марта 1989 года.

Он встал. Шатаясь дошёл до кушетки и повалился на неё. Я не мешала.

Уснул он молниеносно — настолько выжгла, испепелила его эта трехдневная истерика, пока врачи боролись за жизнь его клона.

Я сидела рядом с ним на полу и гладила его руку. Спал он беспокойно. Всхлипывал и вздрагивал. Его мир рухнул, испарился, перестал существовать. Точнее мир то был, а вот ему места в этом мире уже не было. Это и к лучшему. Завтра будем прыгать. Спасибо Виктору — он настоял. Он понимал, что не стоит моему мужчине видеть, как из-за него страна погрузится в траур. Не сейчас. Не время.

У меня затекла шея и я попыталась сменить положение. Мой мужчина тут же вскочил, осмотрелся, сфокусировал мутные глаза на мне и опять откинулся на кушетку.

— Я надеялся, что это сон…

— Ты меня сейчас ненавидишь…- это не был вопрос. Это было утверждение.

— Да… нет… не знаю…

— Понимаю. Оставить тебя одного?

— Нет… да… не знаю…

— Я пойду, выпью кофе. А пока, — я достала из кармана и положила ему на живот свернутый в несколько раз листок, — это тебе.

— Что это?

— Письмо.

— От кого?

— От твоего отца. Он просил меня передать его тебе «когда все закончится».

— Как? Он… они… знают?

— Почему ты меня спрашиваешь? Я им ничего не говорила.

— И я не говорил.

— Значит Виктор. Я пойду.

— Подожди, — настроение его изменилось, — Останься. Хочешь я вслух прочитаю?

— Давай! — я села в его ногах.

«Здравствуй, сын. Если ты сейчас читаешь это — значит ты умер. Для всех, кроме нас. Я знаю, что осознание того, что мы будем мучаться, тяготит тебя. Я пишу тебе, чтобы снять с твоей души этот камень. Я знаю, что ни ты, ни твоя жена не могли нам всего рассказать. Но неделю назад к нам домой позвонил человек. Он представился ВиктОром и очень убедительно настоял на встрече. Спустя четверть часа он уже переступал порог нашего дома. Он рассказал нам фантастическую историю. Про тебя. Про то, что случится в Кишиневе, вернее сказать, уже случилось. Рассказал про твою высшую миссию и задачу. Знаешь сын, мы гордимся тем, что ты наш сын. Мы дождёмся тебя. Я уверен, что дождёмся. Знай, мы тебя любим и поддерживаем всегда. А мы, надеюсь, хорошие актёры и сможем сыграть свою роль в этой пьесе высшего режиссера. Мама стоит рядом и подтверждает мои слова. Будь счастлив. Будьте счастливы! Мы вас любим!»