Зеркала

— Я следил за тобой — ты слишком уверенно шел в кромешной темноте. А это возможно лишь в двух случаях: или ты знаешь подземелье замка как свое оружие, или ты видишь в темноте. Но я уверен, что раньше ты никогда здесь не был, значит…

— …Я вижу в темноте! Прекрасная логика! И что ты собираешься делать со мной?

— Вывести отсюда. Ты ведь этого хочешь?

— А почему ты мне помогаешь?

— А почему ты задаешь так много вопросов? — съязвил голос. — Я спас тебя — этого мало?

— Извини. — Инвари смутился.

Его взяли за шкирку и поставили на ноги.

— Сильно расшибся? Идти сможешь?

— Попробую.

Инвари сделал шаг, и тут же, охнув, осел на землю.

Без лишних слов неведомый спаситель взвалил его на плечо и понес прочь. Он двигался легко, и Инвари невольно подивился его силе.

Через некоторое время его осторожно опустили на пол.

— Ты вполне освоился с потайным ходом, монах, дальше поползешь сам, — раздался шепот незнакомца. — И, коли не сидится спокойно в гостях, уматывай отсюда поскорее и подальше! Смерть редко ошибается. Досчитай до тринадцати и сними повязку.

Инвари не успел и рта раскрыть, как подул холодный воздух и он почувствовал, что рядом никого нет. Он сорвал тряпку с лица, но успел увидеть лишь, как колыхнулась портьера в углу. Незнакомец доставил его в пустующий холл, уставленный доспехами, и даже засунул в потайной ход. Инвари понял, почему дальше ему придется двигаться самому — в узком пространстве нести другого человека было невозможно. «Я не успел даже поблагодарить его!» — с горечью подумал он и попытался встать на ноги. Похоже, количество сломанных ребер удвоилось.

Собрав последние силы, он вернулся в свои покои, и снова просканировал коридор. Солдаты стояли, словно деревянные, а шпик за гобеленом задремал. Раздевшись и туго перетянув грудь попавшимся под руку полотенцем, Инвари сбросил с кровати все подушки, и улегся на сразу ставшее жестким ложе. Он закрыл глаза и начал следить за собственным дыханием. Боль удалялась по мере его погружения в медитацию. Ему надо было восстановить силы. Он должен проснуться здоровым!

* * *

Никто не беспокоил его сон. Инвари открыл глаза равно в полночь — далеко, на башне Ратуши пробили часы. По комнате клубился лунный свет.

Он легко поднялся и развязал тугое полотенце. Тело больше не ныло, отеки на ушибах спали. Напоминали о себе только сломанные ребра. Впрочем, он чувствовал, что процесс сращивания уже начался. Для его успешного завершения придется оберегать бок от ударов какое-то время. Лунный свет, серебривший его кожу, медленно, но верно вливал свежие силы. Не надевая рубашку, Инвари распахнул окно и подставил лицо свежему ветру.

Как хороша была Ильрийская земля под звездным небом! По северному прозрачный осенний воздух позволял видеть далеко вокруг. Кое-где внизу еще подрагивали огоньки, но в целом город спал. Освещены были лишь городские стены, неровным кругом опоясавшие его. Прямо за ними расплылось огромное чернильное пятно, в котором не горел ни один огонек — Ильрийская Чаща. Пристально вглядываясь, Инвари видел за ней и смутную линию горизонта. Звездный свет был для него подобен солнечному, но прекраснее в тысячи раз. Поднебесье — страна полутени! И такая тоска по ней пронзила сердце подмастерья под этим сияющим куполом, что он, застонав, обхватил голову руками. Запрокинул лицо навстречу лунному свету, и зашептал одну и ту же фразу на языке, чуждом этому прекрасному миру: «Арго эн торрес. Но миа!» — «Все пребывает в мире. И ты в мире и мир в тебе» — шептал он певучие слова Поднебесья. «Все во мне! Я помню это… И сумрачные леса, и легкие склоны Хрустальных гор и серебряные ручьи. Зверей и птиц, не знающих, что такое страх перед человеком. И родных мудрецов. И Учителя, которому знакомы и боль, и ненависть, и ярость. Он видел зло. Но он выше мира, где так много страдают и лгут! Таковы они все — Мастера. Потеряв свой мир, они живут и умирают ради мира, приютившего их! Умирают? Уже долгое время никто из Мастеров не покидал Поднебесье навсегда…» — так думал он, и сердце его сжималось. Кто будет следующим? Кто уйдет туда? «Не надо бояться пути в один конец, — говорил Учитель. — Все пребывает в этом мире. Все движется. Это — благо, это — аксиома». «Почему, ну почему мудрые должны уходить?» — спрашивал Инвари, когда был еще мальчишкой, и мысль о том, что и Учитель уйдет когда-нибудь навсегда, приводила его в ужас. «Потому что они мудры» — «Но почему тогда злые остаются?» — «Потому что они злы. Мир существует, Инвари, он существует независимо от нас. Мы можем лишь поддержать равновесие и сделать его чуть-чуть лучше». Так говорил Учитель, и его белые глаза смотрели на Инвари с любовью и печалью. И где-то в глубине их таилось знание о собственной судьбе и о судьбах всех живущих. Знание неимоверно тяжелое, знание одинокого скорбного пути. Знание, делавшее Учителя Мастером.

Инвари внезапно почувствовал, что должен выбраться из дворца. Толща каменных стен давила на него. Замок казался ему клеткой или, еще хуже, западней. Даже воспоминания о доме не приносили покоя!