Зеркала

Медленно идя по коридору, он читал руны, повествующие о спасении мира Богами. Кое-где вязь прерывалась заклинаниями, способными вызвать панический страх у любого, проникнувшего сюда без ведома хозяина. Они были усилены магическим щитом неизвестного Инвари происхождения. Но, благодаря тому, что во время обучения в Академии он приобрел стойкий иммунитет против любого рода заклинаний, в окружении этих он, хотя и не чувствовал себя в безопасности, но и в панику не ударялся, оставляя за собой право отстраненно анализировать информацию.

Теперь Инвари не сомневался, что это и есть покои Адаманта. Тэа верно привел его.

Коридор был не широк. По три двери с каждой стороны выходили в него, а заканчивался он массивной кованого черненого серебра створкой с оскаленной львиной мордой вместо ручки.

Первая дверь — как, впрочем, и все остальные, кроме серебряной — была не заперта. За ней оказалась уютная маленькая библиотека, с громоздкими креслами в центре. Дверь напротив вела в гостиную, где стояли широкие низкие диваны, а потолок был заткан синей с золотыми звездами тканью. В гардеробную герцога он даже не вошел, а вот на пороге противоположной комнаты остановился в восхищении. Великолепно оснащенная лаборатория привела его в восторг небольшой плавильней, сияющими колбами и ретортами, полками с различными сосудами, содержащими необходимые ингредиенты, длинным столом для опытов, чья поверхность кое-где была прожжена едкими растворами. За оконной занавеской скрывалось переплетение мышц и сухожилий — анатомические схемы были редкостью в землях Ветри, но более подробного рисунка, изготовленного не в Поднебесье, Инвари видеть не приходилось. Эта лаборатория предоставляла возможности для богатейших, по меркам Ветри, исследований. И он не мог не восхититься ее хозяином. И хотя улики были против Адаманта, Инвари в глубине души все еще надеялся, что тот не является главной причиной несчастий, обрушившихся на Ильри. Ему хотелось верить, что человек, столь значимый и образованный, не поддастся злу по своей воле. Возможно, он чувствовал к нему симпатию. Одиночество, и при этом воля к исследованиям, а не отчаяние, такое предсказуемое после всех ударов судьбы… Такое отношение к жизни импонировало Инвари, и потому он пытался оправдать герцога хотя бы перед собой.

Уже собираясь уходить, он увидел белеющий в углу одного из столов листок бумаги, прикрытый стеклом от едких растворов. К удивлению своему он, разглядев тонкие и толстые цветные линии, понял, что видит перед собой подробный план замка. Одного взгляда хватило Инвари, чтобы зафиксировать эту неожиданную удачу в памяти. Черные линии обозначали основные помещения и переходы, тонкие красные — тайные, и это было ценнее всего. По крайней мере, три секретных прохода вели за дворцовые стены. И теперь он мог свободно пользоваться ими. Подземелье на плане было представлено только тремя верхними уровнями. Естественные пещеры и тоннели, лежащие ниже, в основании скалы, на плане отражены не были. Что ж, и у удачи бывают границы.

Противоположная дверь привела его в небольшую прихожую, освещенную тускло горящими лампадками по углам. Инвари осторожно раздвинул портьеры и пораженно остановился на пороге комнаты. «Только сумасшедший мог бы жить здесь!» — подумалось ему. Это была красная комната, в которой красным было все — стены, пол, потолок, гранатовые капли люстры, свисающей на толстых золотых цепях, мебель. У дальней стены возвышалась гигантская алая кровать под малиновым балдахином, увенчанная герцогским гербом.

Инвари почувствовал, что задыхается — мрачный красный цвет резал глаза и в полумраке. Здесь все казалось пропитанным кровью. И даже запах ее — тяжелый, кружащий голову и толкающий к безумствам, ясно ощущался вокруг, словно кровь сочилась из самих стен.

Чтобы развеять тягостное впечатление, Инвари взял с ночного столика свечу красного воска и зажег в прихожей от огня лампадки. Неверный свет озарил комнату, но не рассеял гнетущее чувство — то ли охранительные руны так подействовали на него, то ли собственное, взбудораженное событиями последних дней, нервное напряжение. Так или иначе, но ему не терпелось уйти отсюда, чего он не мог себе позволить, не найдя картины. Он лихорадочно оглядывался и, наконец, увидел край золотой рамы, скрытой полуопущенной частью балдахина, на стене за кроватью. Чтобы добраться до нее, ему пришлось влезть на гладкое, как лед, шелковое покрывало. Алые лучи трещинами побежали во все стороны, когда он, встав на колени, отдернул занавес и увидел картину.