— Почему... почему он не мог прийти сюда? — Дафни очень не хотелось с ним идти,— Что... что случилось с Микелем?
— Ничего, леди. С ним все в порядке. Он просто не хотел, чтобы его увидели, вот и все. Если хотите ему помочь, поспешите...
Что было ей делать, кроме того как последовать за ним?
А он тем временем уже шел по направлению к Национальной галерее. Лев, площадь и все находящееся на ней, было теперь позади...
Микель шел, только по противоположной стороне площади, он очень торопился.
Оборванец остановился у края тротуара, держа в руке чемодан и пристально наблюдая за уличным движением, которое угадывалось по мельканию огней, то удаляющихся, то приближающихся. Он что-то искал, и Дафни не знала, что именно. Она только видела его тонкий, почти бесцветный рот, крепко сжатые губы и жилистость, подтянутость всей его фигуры. Он был невысок, но плотен, и в нем угадывалась незаурядная сила.
Незнакомец неожиданно поднял руку и свистнул. Этот свист заставил ее вздрогнуть.
К ним подъехало такси.
— Садитесь,— сказал он.
Он открыл дверь, прежде чем машина остановилась, и, когда она почти упала на сиденье, небрежно зашвырнул чемодан, словно это была дамская сумочка, тоже влез в машину, сел на край сиденья и быстро выглянул в окно. Затем подался вперед и заговорил с шофером.
— К Святому Павлу! — резко сказал он.— Я спешу.
С края сиденья он не двинулся и остался в таком положении, казалось, намеренно.
При движении машины он несколько раз менял позу, и Дафни, наконец, поняла, что он старается помешать ей видеть улицу. Его лицо было совсем близко. В темноте старого сундукообразного такси оно выглядело не просто омерзительно, но даже зловеще, его глаза как будто мерцали. Она чувствовала, как он дышит — коротко, отрывисто, страшно...
— А что...— начала было она.
Машина, выезжая с площади, наклонилась на повороте, ее спутник качнулся в сторону, она смогла выглянуть в окно, и взгляд ее упал прямо на бронзового льва.
Микель был здесь!
Она открыла рот, чтобы крикнуть, но прежде чем смогла это сделать, прежде чем успела испугаться своего спутника или хотя бы понять, что вообще происходит, его рука грубо зажала ей рот. Он толкнул ее обратно на сиденье, схватив за запястье правой руки и сильно сжав его.
Это было похоже на стальные тиски.
— Если вы хотите видеть его живым, закройте рот,— прошипел оборванец.— Не делайте глупостей. Если не будете осторожной, вам будет очень плохо.
Тем временем автомобиль, набрав скорость, двигался по направлению к Стренду. Лев и Микель остались далеко позади...
Оборванец убрал руку от ее рта, но все еще сжимал ее запястье. Хотя он и не причинял ей боли, она знала, что малейшее движение, любая попытка к сопротивлению могут стать для нее роковыми.
— Делайте то, что я вам говорю, это будет лучше для вас обоих,— сказал он.
Бродяга все еще не отпускал ее.
Она не плакала, а только смотрела молча, слишком подавленная новыми переживаниями, чтобы думать.
Микель Моллоу не видел, как его жена садилась в такси.
Фонтан и лев скрывали ее и оборванного мужчину. Пристально глядя на то место, где он велел Дафни ожидать его, он не мог видеть проходящего такси, а также плечо, шею и поношенную шляпу мужчины, загораживавшего окно. Он остановился на расстоянии одного ярда от льва и осмотрелся.
Часы на углу здания, неподалеку от Стренда, показывали десять минут девятого. Если кто-либо выехал из Хула в шесть тридцать, он должен быть здесь в восемь часов или чуть позже.
Он точно рассчитал время своего прибытия так, чтобы избежать ожидания, и не предполагал, что Дафни может опоздать или не дождаться его.
Он стоял среди уличного водоворота, толпы людей появлялись и исчезали на перекрестке улиц. На нем был светлый плащ, хотя вечер был очень теплым, и это бросалось в глаза. Маллоу нервничал. Его привлекательная внешность настолько была искажена тревогой, что исчезло всякое обаяние. В его голубых глазах угадывалась напряженность, взгляд метался из стороны в сторону.
Он начал прохаживаться взад и вперед и один раз даже направился в сторону Уайтхолла, но быстро вернулся обратно. От льва он отлучился не более чем на две минуты, но когда вернулся обратно, там ожидала девушка.
Она даже отдаленно не напоминала Дафни. У нее были блестящие, коротко остриженные волосы, дерзкие карие глаза и фигура, на которую нельзя было не обратить внимания. Накрашена она была сильнее, чем большинство лондонских девушек, и это вместе с ее манерой поведения создавало ощущение какого-то нахальства, почти бесстыдства. Улыбка содержала призыв.
Он резко отвернулся и посмотрел на Уайтхолл. Именно оттуда должна была подъехать Дафни. Машин не было видно. Он представил мысленно ее путь. Сначала Виктория-стрит, дотом Парламентская площадь, далее Парламентская улица и мимо Уайтхолла — все это расстояние на такси ничего не стоило проделать за десять минут, а сейчас было уже почти половина девятого.
Он выплюнул сигарету, затоптал ее ногой и закурил новую. Пачка почти опустела.
— Кого-нибудь ждете? — спросила небрежно девица.