— Я вижу, что этот отвратительный человек выбрал вас своей жертвой,— сказала миссис Стрит, немного задыхаясь и тяжело опускаясь на скамейку.— Какая трагедия — замужество Джины. И все из-за того, что она поехала в Америку. Я говорила тогда матери, что это смешно! Но она не могла быть благоразумной, когда дело касалось Джины. Этот ребенок всегда был страшно избалован, со всех точек зрения. Прежде всего, не было никакой необходимости заставлять ее покинуть Италию...
Казалось, она старалась найти нить для продолжения разговора. Мисс Марпл сказала ласково:
— Джина обворожительна.
— Только не по поведению! Только моя мать не замечает, как она держит себя со Стефаном Рестариком. Я нахожу это неблагодарным. Я понимаю, что замужество ее плачевно, но замужество есть замужество, и, уж коли ты на него согласилась, надо выполнять все требования. Наконец, она сама выбрала этого отвратительного парня!
— Так ли он отвратителен?
— О, дорогая тетя Джейн! Мне он кажется гангстером! И такой злобный, так плохо воспитан! Он еле открывает рот. Он груб, всегда кажется грязным...
— Я думаю, что в основном он несчастен,— просто сказала мисс Марпл.
— Я не вижу причин... Разумеется, не принимая во внимание поведение Джины. Все, что можно сделать приятного, ему делают все время! Левис предлагал ему не знаю сколько способов, которые позволили бы ему быть полезным, но он предпочитает влачить свое существование, не работая. Впрочем, жизнь здесь невыносимая... Да, другого слова нет. Левис думает только о своих правонарушителях, об этих противных мальчишках. Мать думает только о Левисе. Все, что делает Левис,— прекрасно. Видите, в каком состоянии этот сад? Ничего не подстрижено, не ухожено, везде сорняки! А дом?.. Прислуга небрежна. Я знаю, что в наши дни трудно иметь хорошую прислугу, но все-таки можно этого добиться. Это не значит, что нет денег. Просто никто об этом не заботится. Если бы это был мой дом...
Она больше ничего не сказала.
— Я боюсь,— произнесла мисс Марпл,— что вы все вынуждены признать, что обстоятельства изменились. Эти большие дома ставят неразрешимые задачи. С одной стороны, грустно, что все изменилось. А вы предпочитаете жить здесь, чем... в другом месте, где вы были бы хозяйкой?
Мильдрид Стрит покраснела.
— Но здесь я дома. Это мой настоящий дом. Это был дом моего отца. Здесь нельзя ничего изменить. Я имею право здесь находиться, если это мне нравится. А это мне нравится. Если бы только мать не была так равнодушна! Она не хочет купить мне приличную одежду. Это очень трудно для Джули.
— Я как раз хотела поговорить с вами о мисс Беллевер.
— Ее присутствие нас выручает. Она обожает мать. Уже в течение нескольких лет она около нее... Она стала работать у мамы еще во времена Джонни Рестарика, и я знаю, что она показала себя очень хорошо во время всей этой плачевной истории. Я не знаю, что мать делала бы без нее.
Миссис Стрит долго бы еще говорила об этом, если бы не появился Левис Серокольд, и она удовлетворилась тем, что добавила:
— Вот Левис. Как это странно! Он почти никогда не заходит в сад!
Мисс Марпл, которая начала радоваться успеху своей тактики, подумала, что как раз наоборот — ничего в этом нет странного.
Мистер Серокольд приближался к ней с таким видом, как будто он преследует единственную цель, что было для него характерно. Его мысли занимала только мисс Марпл, а Мильдрид он уже не видел.
— Я в отчаянии,— сказал он.— Я хотел бы провести вас по всему нашему строению и все вам показать. Каролина просила меня об этом, но, к сожалению, я вынужден поехать в Ливерпуль по делу того мальчика, который украл вещи на вокзале, где он работал. Я вернусь только послезавтра. Будет замечательно, если мы добьемся, чтобы его не преследовали.
Мильдрид встала, качая головой, закусив губу, и удалилась. Серокольд даже не заметил ее ухода. Он смотрел на мисс Марпл через толстые стекла очков.
— Видите ли, судьи почти всегда ошибаются. Арест совсем не соответствует данному случаю. Исправление путем обучения ремеслу — вот что надо. Но обучение конструктивное, какое они получают здесь.
— Мистер Серокольд,— решительно сказала мисс Марпл,— вы в самом деле спокойны насчет молодого Лаусона? Он совершенно нормален?
Выражение волнения появилось на лице Серокольда.
— Я не думаю, чтобы у него все повторилось. Что он вам сказал?
— Он сказал, что он сын Уинстона Черчилля...