Зеркальная игра

Фрагмент из письма Джины Худ к ее' тетке Рут Ван Рейдок: «...Понимаете, дорогая тетя, это был настоящий кошмар, особенно к концу. Я уже писала об этом смешном человеке Эдгаре Лаусоне. Он всегда напоминал мне зайца... Когда инспектор начал задавать ему стеснительные вопросы, он потерял хладнокровие и бежал как заяц. Именно так: потерял хладнокровие и бежал, как я вам говорю. Он выпрыгнул в окно и побежал вокруг дома. П аллее его хотел задержать один полицейский агент, но он его обошел и направился к озеру. Он прыгнул на плот, который совсем прогнил и готов был развалиться на куски, и, гребя веслами, отошел от берега. Это было безумие, но, как я вам уже говорила, он был всего лишь перепуганным зайцем. Тогда Левис закричал: «Плот гнилой!» — и со всех ног бросился к озеру. Плот развалился, Эдгар барахтался в воде, он не умел плавать. Левис бросился в воду и поплыл к нему. Он бы мог доплыть до него, но оба были в большой опасности в глубокой воде из-за камышей. Один из полицейских вошел в камыши и хотел подтащить их к берегу на веревке. Тетя Мильдрид начала глупо кричать: «Они утонут! Они оба утонут!..» А бабушка просто сказала: «Да». Я не могу вам передать, каким тоном было произнесено это единственное слово. Казалось, что шпага пронзила мое сердце. Потом их вытащили и пытались привести в чувство. Но искусственное дыхание не помогло. Тогда подошел инспектор и сказал бабушке: «Я боюсь, миссис Серокольд, что больше нет надежды». Бабушка очень спокойно сказала: «Спасибо, инспектор». И посмотрела на всех нас. Я очень хотела быть чем-нибудь полезной, но не знала, что делать. Джули, серьезная, как всегда, готова была позаботиться о бабушке. Стефан протянул ей руку. Старая мисс Марпл была грустна, было видно, что она устала. Вилли казался потрясенным. Мы все очень любим бабушку, и все хотели ей помочь. Но бабушка только сказала: «Мильдрид!», а тетя Мильдрид ответила: «Мать!» И они вместе вернулись в дом. Бабушка казалась такой маленькой и хрупкой! Тетя Мильдрид держала ее под руку. До этого я не понимала, что они нежно друг друга любят. Это не слишком было заметно».

Джина остановилась, покусала ручку и снова стала писать:

«Вилли собирается вернуться в Соединенные Штаты возможно скорее...»

* * *

Мисс Марпл с задумчивым видом смотрела на двух людей, находящихся с ней в комнате: Керри-Луизу, более худую и хрупкую, чем обычно, поражающе равнодушную, и на старого доктора Галбрайта, епископа из Крамера, седые волосы которого обрамляли ласковое и приятное лицо. Епископ взял в свою руку руку Керри-Луизы.

— Это большое горе для вас, дорогое дитя, вы им потрясены, я понимаю.

— Это большое горе, но я не потрясена,— она повернулась к мисс Марпл.— Что тебе помогло разгадать правду, Джейн?

— По правде говоря, ты — Керри-Луиза,— ответила мисс Марпл, и казалось, что она просит прощения у своей подруги.— С тех пор как я поняла, что все ошибаются, считая, что ты живешь не в реальном мире, я стала подозревать правду. У тебя никогда не было иллюзий, как у большинства из нас. Как только я это поняла, я подумала, что твои чувства должны вести меня за собой. Ты была уверена, что никто не пытается тебя отравить, ты не могла в это поверить, и ты была права — это было неправдой. Ты никогда не верила, что Эдгар может причинить зло Левису... И в этом ты опять была права: он никогда бы не причинил ему зла. Ты была уверена, что Джина любит только своего мужа, и это было абсолютной правдой. Если я должна была следовать твоим взглядам, то все, что казалось правдой, было только иллюзией. И все эти иллюзии были созданы очень тщательно... Именно так действуют фокусники, чтобы обмануть публику. Мы были публикой. Алекс Рестарик почувствовал правду прежде меня, потому что у него был случай увидеть вещи под другим углом. Он увидел их снаружи. Он был в парке с инспектором и смотрел на дом. Он понял значение окон и вспомнил, что кто-то бежал в тумане. Затем хронометраж пробега полицейского агента подтвердил, что надо намного меньше времени, чем представлялось, для того чтобы выполнить некоторые вещи. Агент был очень запыхавшийся, а позже, думая об этой детали, я вспомнила, что Левис Серокольд очень тяжело дышал, когда открыл дверь своего кабинета в тот вечер. Ему только что пришлось очень быстро бежать. Но во всем этом главное — Эдгар Лаусон. Все, что он говорил или делал, соответствовало тому, каким он хотел показаться нам. Но было в нем что-то подозрительное. Этот парень, совершенно нормальный, играющий роль полусумасшедшего, все время переигрывал. Слишком это было театральным. По-видимому, все это было подготовлено очень тщательно. Левис понимал, что у Гульдбрандсена возникли какие-то подозрения, когда он приезжал сюда в прошлом месяце. И он достаточно знал Христиана Гульдбрандсена, чтобы быть уверенным, что тот будет копаться в деле до тех пор, пока не убедится, прав ли он в подозрениях.

Вмешалась Керри-Луиза: