– Они вывели специальных рыб! – крикнула Мелани, ударив по столу ладонью и тут же охнув. – Красные глубоководные рыбы озера Гош! Они живут только там! Это был экспериментальный проект, самовоспроизводящийся! Эти рыбы огромные, размером с десятилетнего ребенка. Они поглощают соль из воды! Они живут по сто лет! Они создают уникальный биоцикл! Био – означает «живой», – пояснила она, девочка-официантка из провинции, мне, выпускнику элитной столичной Академии. – Для этого озера и обособили, увели дальше от моря – планировалось, что рыбы будут жить во всех, опресняя и создавая огромный запас питьевой воды. Но начались политические дрязги, расколы, – она брезгливо показала на потрепанные книги и пачку старых рукописей на столе перед собою. – Но если этих рыб запустить во все озера – в мире станет достаточно пресной воды, чтобы снова запустить цикл! Потекут реки, Ленар. Мир начнет восстанавливаться. А энергию, которую мы сейчас закачиваем в опреснители, можно будет перенаправить в другие области…
Я вздохнул, потирая растянутую мышцу – чертов Атлас встал на дыбы, увидев белку на дороге, едва меня не сбросил.
– Ну и как ты поймаешь этих рыб в глубине, даже если они там есть, Мелани?
– Они там есть, Ленар. Раз озеро пресное – они там есть. И я их позову, – сказала моя ведьма, неловко поднимаясь из-за стола. Я увидел ее потяжелевшие груди и округлившийся живот, и замер с открытым ртом.
– Ах да, – засмеялась она. – И вот такая новость. Поздравляю, Ленар.
– Я сделаю все, чтобы мы пробились к озеру Гош, Мелани, – сказал я ей ночью, обнимая ее сонное, теплое, нежное тело, в котором спал наш будущий ребенок. – Когда будет можно, я отвезу тебя к нему. Ты встанешь на берегу и позовешь из глубины своих волшебных рыб. И начнешь менять мир.
– Я тебя люблю, Ленар, – прошептала она, когда я уже засыпал. А может и не прошептала, а я сам себе придумал. В конце концов, никогда она мне такого не говорила.
На совещании в штабе я предложил новую тактику, над которой корпел полгода. Полковник похвалил меня, а Свен Виргиль, баловень Корволанты, сверкнул ненавидящим взглядом.
– Не по положению кусок откусываешь, Ленар, – сказал он мне, остановив в коридоре и улыбаясь холодной улыбкой. – Не подавиться бы. А убьют тебя в этом наступлении – так нам, твоим товарищам, придется пережить столько горя…
– Это ничего, Свен, – ответил я вежливо, – уверен, обратившись к своему проверенному средству – выпивке, ты сможешь совладать с подобным несчастьем.
Я поездом отправил Мелани гостить к своей маме, а сам выехал с войсками к гряде Корпаньи, где возглавил победоносное наступление. Осколками ядра арматы подо мною убило Атласа, но мы закрепились на перевале, всего в сотне фурлонгов от озера Гош. Меня превозносили, старый полковник лично закрепил в моей петлице золотой георгин.
– Время серебра для тебя прошло, мой мальчик, – сказал он. – Ты заслужил золото!
Я горевал по своему коню. По древней традиции Корволанты из туши Атласа приготовили жаркое для всех, кто участвовал в бою, а печень и сердце полусырыми съел я, его всадник. Не могу сказать, что это смягчило мои чувства. Еще я беспокоился за Мелани – бои шли уже месяц, до родов ей было еще два. Вначале она писала регулярно, но последние две недели от нее не было вестей, а я все никак не мог отлучиться из полка. Ночью мне стала сниться мама, она стояла у мольберта на зеленом холме, наклонялась к холсту, близоруко щурясь, набирала на тонкую кисточку каплю красного, потом черного – и рисовала папу. Молодого, живого, целого. Маленькая фигурка отца становилась все больше, и вот он уже шагал из картины, смеялся, поднимал маму на руки, кружил. Они оба махали мне рукой и уходили, вниз по холму, к заливу Тамирны. Входили в воду и исчезали. Сны не были грустными или страшными, но сильно бередили мне душу.
Прошло еще три дня, и мне приснилась Мелани – она стояла на балконе Дома-на-Утесе и держала на руках младенца, а я смотрел на нее сквозь подзорку. На балкон к Мелани слетел коршун, огромный, грозный, его подкрылья были чернее ночи. Мелани стала отрывать от младенца куски – кровь текла по ее рукам – и бросать их птице, а тот ловил мясо на лету и быстро сглатывал, дергая головой. Не было слышно ни звука, будто мы были под водой, или будто я оглох. Мелани повернулась, посмотрела прямо на меня и помахала мне окровавленной рукой. По ее лицу текли слезы.
Я проснулся, дрожа от омерзения и тревоги – будто бы огромная холодная пиявка сосала мое сердце, и оно прыгало внутри грудной клетки, пытаясь сбросить паразита, пока не кончились силы. Была глухая ночь, но я не мог больше спать, откинул полог и шагнул из своего тента в общий коридор, слабо освещенный парафиновой лампой. В ее белесом свете ко мне обернулся мой испуганный денщик – он крался к выходу, а увидев меня, замер, словно я был Зверем Зимы, взглядом обращающим людей в чистый лед.
– Ты чего, Алексей? – спросил я, но мальчишка лишь дрожал, все крепче сжимая что-то в кулаке. Лицо его перекосилось от страха. Я шагнул ближе.
– Разожми руку, – сказал я, и сам не узнал своего голоса.