Зеркальные очки

Джордж, как до него Лиззи, казался похожим на рыбу, хватающую ртом воздух, барахтающуюся в горячей грязи, пока вода вокруг высыхает, — он должен был приспособиться к новой жизни или умереть. Но, в отличие от других живых существ, у него был надзиратель, — Алеф, который нагнетал кризис и следил за его преодолением. Можно назвать это искусственной эволюцией.

Чарли Хьюз, не подверженный галлюцинациям, увидел перед собой картину: Джорджа и Лиззи, подключенных к Алефу и друг к другу, кабели сверкают золотом в свете ламп, и эти двое испытывают близость, знакомую только таким, как они.

Свет в коридоре потускнел, стало почти темно. «Неужели я умираю — или это просто гаснут лампы?» Он хотел было взглянуть на часы, но не стал, принимая правду. «Свет гаснет, и при этом я умираю».

Алеф размышлял: «Я вампир, инкуб, суккуб; я пробираюсь в их мозги и высасываю их мысли, ощущения, восприятие — небольшие различия в цвете, вкусе, запахах, — их похоть, гнев, голод. Все это закрыто для меня без человеческого „устройства ввода“, без прямой связи с системами, совершенствовавшимися в течение биллионов лет эволюции. Они нужны мне».

Алеф любил человечество. Он был рад, что Джордж выжил. Один из них не выжил, остальные тоже погибнут, и Алеф оплачет их.

Едва видимые тонкие белые линии тянулись вдоль туго натянутого сухожилия на запястье Лиззи.

— В ванной… — сказала она. Шрамы шли вдоль руки, а не поперек; вероятно, раны были глубокими. — Я тоже собиралась сделать это, как и ты. Стоит только змее понять, что ты готов скорее умереть, чем подчиниться ей, — ты победил.

— Ну хорошо, и все-таки я одного не понимаю. В ту ночь в коридоре ты тоже потеряла контроль над собой, как и я.

— В каком-то смысле да. Я допустила такое, я позволила змее взять над собой верх. Это было необходимо, чтобы вступить с тобой в контакт, ускорить наступление кризиса. Я хотела этого. Я чувствовала необходимость показать тебе, кто ты такой, кто я такая… Той ночью мы были чужими друг другу, но людьми — Адамом и Евой, изгнанными из рая под угрозой пылающего меча, мы совокуплялись на глазах у бога и его ангела — и мы оказались прекраснее, чем они, им никогда не стать лучше нас.

Ее тело, прижавшееся к нему, слегка задрожало, он взглянул и увидел страсть, желание — раздувающиеся ноздри, полуоткрытый рот, почувствовал, как острые ногти вонзились ему в спину; он вгляделся в ее расширенные зрачки, в радужные оболочки с золотыми искорками, в сверкающие белки глаз. Так легко было узнать все эти черты и так трудно понять, что он видит глаза змеи.

ПЭТ КЭДИГАН РОКЕНРОЛЛИМ [23]

Начало писательской карьеры Пэт Кэдиган совпало с началом десятилетия. Ее творческий диапазон впечатляет: от дарк-фэнтези и хоррора до причудливой, оригинальной научной фантастики.

Кэдиган сочетает живость и точность языка с бодрящей дозой черного юмора; очень характерная для 1980-х стилистика, иначе как панковской ее и не назовешь. А в цикле рассказов «Pathosfinder» (к которому относится, например, такой хит, как «Nearly Departed») она продемонстрировала поистине визионерские задатки.

К многогранным талантам Кэдиган относится и приверженность киберпанковской этике. Примером чему — предлагающийся вашему вниманию рассказ (опубликован в 1985 году), в котором хай-тековский антураж в лоб сталкивается с рокандерграундом.

Недавно Кэдиган опубликовала первый роман — «The Pathosfinder». Живет она в Канзасе.

Меня ливень разбудил. Думаю, блин, попала, как мисс Дождь-в-лицо, [24]потому как туда он именно и хлестал: прямо в мое видавшее виды лицо. Тут я села и просекла, что все еще нахожусь на Ньюбери-стрит. Добро пожаловать в центральный Бостон! Ньюбери-стрит, это ведь в центре? Нужен ответ посреди ночи? Нет, на фиг не нужен. Вокруг — ни души. Как водится: давайте напоим Джину, а когда отрубится — двинем в Вермонт. Люблю ли я Новую Англию? Отличное место для жизни, но ездить сюда ни к чему.

Тут я вытащила из глаз мусор и призадумалась, не ищет ли меня сейчас кто. Эй, кому тут сдалась сорокалетняя синтоманша?